22 сентября -13 октября 2017 года – Théâtre Déjazet, Paris
В театре Déjazet идет уникальный спектакль по Говарду Баркеру « Und » , поставленный худруком Национального Театра в Туре Жаком Винсе ( Jacques Vincey ) и открытый парижанами в Théatre de la Ville. Одна из самых нашумевших премьер сезона 2015-2016, это первый опыт великой оперной певицы Натали Дессе на драматической сцене. И какой опыт! В сложнейшей пьесе-монологе Баркера она оказалась не менее виртуозна, чем в опере.
Когда зрители входят в зал, она уже стоит на сцене, эта Женщина в элегантном вечернем платье цвета бордо, обтягивающем фигуру. Одна, величественная и недоступная. Чрезмерно удлиненный силуэт и конической формы прическа приближают ее к скульптуре. Начало спектакля кажется парафразом какого-нибудь «Одинокого голоса человека» Кокто: Женщина на сцене ждет любовника. А он не приходит, и она придумывает оправдания его опозданию. Но постепенно ожидание становится все более напряженным. Женщина почти неподвижна. Только голос. Только слова. Поток слов. И странная музыка, отвечающая на слова тревожными звуками (композитор и музыкант Александр Мейер сопровождает весь спектакль in live). Потом тот, кого она ждет, все-таки появится. Но не на сцене – а где-то за плотно закрытой дверью, и о его присутствии нам говорит лишь дверной звонок, мелодичный звук колокольчика. Но женщина решительно отказывается его впустить. Рассказывает о том, о сем, разговаривает со слугами, которых мы тоже не видим (аксессуары для игры -чайный сервис, бумага для письма- появляются на спущенных с колосников подносах, неизвестно откуда), – то ли слуги давно покинули этот дом, то ли они вымышленные. Постепенно томительное любовное ожидание переходит в дуэль: ее слово против колокольчика, который, не меняя музыкальности, становится все более настырным и угрожающим. Как поступь рока. Метафизический театр Баркера однозначному прочтению не поддается, и поэма-монолог «Und » -типичный пример его театра Катастрофы, в котором экстремальные для восприятия зрителя ситуации и сюжеты переданы через поэзию сложно доступного театрального языка.
А Она не открывает дверь, и никогда не откроет, каждый раз придумывая для отказа новый повод. А он все настойчивее. И вот уже не колокольчики переливаются, а слышен звуки разбитого стекла, и плач, и едкий дым, заполняющий сцену. Возлюбленный, которого ждала в начале, оказывается палачом, пришедшим за ней. Последней из дома, из рода. Из города? Тема вырисовывается подобно всполохам в темноте, абстрактная партитура все больше становится конкретной историей – еврейка в Германии, в ожидании Кристальной Ночи. И вся пьеса видится вдруг как ожидание смерти – человек, стоящий за дверью, это тот, кто пришел за ней. (Для Баркера вообще театр определяется как место встречи со смертью. Здесь- в особенности). Натали Дессе говорит не останавливаясь, поток слов (иногда невозможно охватить смысл) -просто чтобы заговорить время, отодвинуть неизбежное. Атмосфера тягостная непонятной опасности устанавливается с самого начала. И только к финалу осознаешь, что возможно, Унд (странное название и есть имя героини)- последняя из выживших, понимает, что ее черед неминуемо наступит, и пытается, как может, отодвинуть его. Своего рода сопротивление языка перед угрозой смерти и абсурда существования. Баркер выстраивает для своей героини баррикаду из слов, чтобы защититься от угрозы Невидимого, там, за дверью (веком раньше поэты- символисты, наоборот, отказывались от слов, вслушивались в тишину). Говорить, чтобы остаться живой. Актриса почти не двигается с места. Но тело, руки, лицо выразительны и подвижны.
В течение чуть больше часа спектакля Натали Дессе перебирает все регистры, разные состояния, от язвительной иронии, почти эксцентрики, до отчаянной трагической боли, почти безумия, перед лицом некого невидимого неизбежного кошмара. Дессе тонко чувствует радикальность Баркера: не интеллектуальная игра, как у Беккета (сравнение с его «Счастливыми днями» напрашивается в какой-то момент само собой), театр Баркера предполагает нутряной опыт актера, игру, основанную на непосредственном внутреннем переживании. Жак Винсе не только очень тонко накладывает природную музыкальность Дессе на музыкальность поэтического слова драматурга, режиссер придумал как сделать зримыми на сцене сконцентрированное в монологе Баркера ощущение опасности, тревоги, и, в конечном счете, Катастрофы. В начале перед нами эстетская картинка – прямо над головой Женщины эффектная инсталляция из огромных кристаллов, своего рода венецианская люстра от современного дизайнера. Но потом окажется, что это огромные ледяные сталактиты (500 кг льда), которые под светом прожекторов начинают постепенно таять. (Как, в сущности, и сама уходящая жизнь Унд). Сначала по каплям (и звуки падающей воды отзываются эхом и включаются в музыкальную партитуру спектакля), потом все более угрожающе, с треском, сталактиты, отрываясь, падают на сцену, живое пространство вокруг Натали Дессе все сужается. И к концу она остается стоять на табуретке на крошечном пятачке, вокруг которого с грохотом падают огромные глыбы оттаявшего льда, и нет никакой гарантии, что очередной осколок не упадет прямо ей на голову. В начале Женщина великолепна, как оперная дива. Но к середине монолога Натали Дессе снимает великолепное платье и парик – парадный костюм королевы, и остается простоволосая, в насквозь промокшей нелепой комбинашке, посреди заливающих сцену потоков воды: только уязвимая слабая плоть без всякой защиты. Пафосная светская красавица превращается в скомканный полумертвый комочек, одна боль, но продолжает свою высокую игру- выстоять во что бы то ни стало, вопреки всему. В финале произносит имена – не то убитых близких своих, не то библейских патриархов, и едва слышно, на распев, читает Кадиш, поминальную молитву евреев.
Пьеса-монолог в форме поэмы для одного голоса нашла в лице Натали Дессе своего идеального исполнителя. Уже после спектакля подумалось, что все-таки нужна была известная отвага, чтобы ей, признанной оперной диве, в пятьдесят лет начать карьеру драматической актрисы с такого сложного опыта. И тут неожиданно проступил другой сюжет – спектакль Жака Винсе и об актерской профессии вообще. Одиночество Унд -одиночество актрисы: одна на сцене между высшей радостью самоосуществления и внутренней паникой перед публикой, которую, вопреки всему, надо соблазнить, завлечь, даже тогда, когда внутри тебя, возможно, нет ничего, кроме твоего личного страдания.
Сrédit photo : Christophe Raynaud De Lage