15 декабря 2018 -31 марта 2019 –Théâtre du Soleil, Cartoucherie; 27-30 июня 2019 -Napoli Teatro Festival Italia

Робер Лепаж поставил спектакль в театре Солнца – в замысле знаменитого режиссера из Квебека, поддержанного Арианой Мнушкиной, было желание рассказать об истории индейцев Канады. Впервые за  более чем полувековое существование своего театра жрица из Картушри, великая  Мнушкина, поручила постановку другому режиссеру. Тема –драматическая история коренного народа Канады,  как в политкорректной лексике называют тех, кого до недавнего времени мы знали как индейцев, ясно вписывался в основную тему  Мнушкиной: защита слабых, униженных и оскорбленных, утопия театра как модели единения человечества. Дальнейшие события развивались вопреки намеченному сценарию. Второе название спектакля – «Полемика», потому что замысел Мнушкиной и Лепажа вызвал волну протестов в среде автохтонов, обвинивших  режиссеров, представителей бывших наций колонизаторов,  в том, что они, с одной стороны,  пытаются присвоить  их историю, собираясь ставить спектакль  без участия  самих заинтересованных, с другой, в эксплуатации страданий  американских индейцев для успешного театрального высказывания на модную тему, то есть культурной апроприации. Волна протеста была настолько мощной, что Канадское министерство культуры отказалось поддерживать проект, и летом было объявлено об отмене спектакле во Франции. Но осенью Мнушкина решила, что во имя свободы художника самому выбирать тему своих творений французский спектакль все-таки состоится. И он состоялся. Без участия компании Лепажа Ex machina. При поддержке Парижского Осеннего фестиваля (в копродукции участвуют также Napoli Teatro Festival; Printemps des Comédiens, Montpellier).

Что получилось? Из плюсов- многонациональная труппа театра Солнца, позволяющая увидеть  драму коренных народов Канады с общечеловеческой точки зрения,  а не  только европейцев – потомков колонизаторов. Из минусов – абсолютно плоская нарративная история, состоящая из клише и напоминающая телесериал. Телевизионный сериал вокруг недавнего случая из уголовной  хроники. Однако, скажите вы, именно так построены романы Достоевского.  Да, но Лепаж, как выяснилось,  не Достоевский.   

Текст Робера Лепажа из программки уверяет, что репетировали также и в Канаде, что мнушкинская труппа встречалась с индейцами, в резервациях и не только, с целью полного погружения. После французской премьеры в это верится с трудом- перед нами типичный поверхностный взгляд чужого, чего, как мне кажется, не случалось никогда на спектаклях самой Арианы Мнушкиной.

Действие происходит в Ванкувере в наши дни: двое французов, из среды типичных парижских бобо (сокращение для буржуазной богемы), актер-дебютант  и его подруга, начинающая художница  и дочь богатого папаши Миранда, отправляются в Канаду в поисках приключений и новой жизни. Благодаря щедрой финансовой поддержке папаши, оказываются в роскошном лофте, с одним только но: лофт находится вблизи неблагополучного квартала Hastings Street, облюбованного наркоманами и проститутками, в основном из «коренных народов». Всем, кто зачитывался в детстве Купером и Майн Ридом, трудно будет в сухом и прозаическом сценическом тексте Лепажа услышать отзвуки  пронзительной истории « последних могикан », здесь все сводится к их настоящему, представленному в самом мизерабельнои виде. История же как бы намеком представлена в нескольких сценах пролога – посреди деревьев проплывает пирога с индейцем, потом туда приходит бригада строителей, которые настоящими бензопилами срезают стволы мощных деревьев. О кей, скажите вы, и это все?

Нет, ещё будет реставратор из индейского отдела музея изобразительных искусств,  с гордостью показывающая заезжему куратору из Парижа портрет индейской Джоконды, и гиперреалистические пейзажи индустриального города за окном лофта. И столь же гиперреалистический  Центр по контролируемому потреблению наркотиков (salle de shoot), или свалка-приют токсикоманов на Хастинг стрит – актеры театра Солнца изображают все это еще более натуралистично, чем массовка сериала. Да и ритм ни на секунду не ослабевает, не размениваясь на перестановку реквизита: что-что, а мгновенно менять место действия, слегка сдвигая реквизит, актеры Мнушкиной умеют как никто. Сценки в salle de shoot перемежаются с эпизодами на уединенной ферме, где в компании деградированного хозяина зловеще хрюкают невидимые свиньи  в свинарнике. Случай из хроники, вокруг которого выстраивается нарратив Лепажа: белый фермер убивал проституток-наркоманок  из автохтонов, которых потом скармливал своим свиньям. Жертв было сорок девять. Лепаж придумал историю последней, назвав ее Таней. Милая девушка, не находящая себя в мире белой цивилизации, как и многие ее сверстницы из коренных народов, ставится наркоманкой. Автор сталкивает ее с Мирандой (Доминик Жамбер), которая ей симпатизирует. 

Попутно оказывается, что Таня – сбежавшая  дочь той самой хранительницы из отдела индейской культуры, Лейлы, с которой мы познакомились в первых сценах. Исполнительница этой роли – иранка из труппы Солнца, Шагаех  Бехести, что дает повод  героине время от времени говорить на фарси: Лейла по сюжету была удочерена семьей из Ирана. На ее примере рассказывается история травматизма целого поколения, когда в результате принудительного изъятия тысячи индейских детей были насильно помешены в белые семьи или детские дома. Пунктиром возникает трогательный видеосюжет о другой женщине, у которой  забрали дочь прямо в роддоме,  -потом окажется, что та тоже повторила путь Тани, наркомания, проституция, чтобы получить дозу, и закончила также – в свинарнике у белого маньяка. Пропускаем подробные натуралистические сцены в полиции и в тюрьме, а также незадачливые похождения французского актера в стране, географически близкой  вожделенному Голливуду. Скажем только, что драматическая судьба Тани пробуждает в француженке креативную энергию, она в самом деле становится художницей, начав рисовать портреты убиенных индейских девушек. Но вот незадача- представители коренного населения решительного не принимают  порыв  чуждой им европейки. Тут наступает черед высказаться по поводу«Полемики», вынесенной в заглавие,  – Лепаж весьма своеобразно пытается оправдать  свой спектакль, обвиненный в Канаде в культурной апроприации: разве есть сюжеты-табу для художника? «Разве для того, чтобы говорить о неграх, надо быть негром, или токсикоманом, чтобы говорить о наркоманах, или евреем, чтобы говорить о проблемах евреев», -кричит Миранда, покупая для себя дозу  в лавке еврея-бакалейщика. В заключении вдохновленная  художница рисует невидимую фреску,  и силой так сказать ее искусства  на сцене оживают убитые маньяком индейские девушки-наркоманки. 

Проблема все же лежит в другой плоскости, чем немного карикатурное предложение в тексте « Канаты ». Конечно, не обязательно быть евреем, чтобы рассказать о Холокосте. (С другой стороны, вряд ли стоило этот рассказ доверить исключительно бывшим капо или их потомкам).  Но и это не главное.  Читая  доводы  оппонентов Лепажа в Монреальской  прессе, их протест становится  очевидным:  автохтоны  Канады страдают больше всего от того, что на протяжении столетий их культура и обычаи, их язык, само их существование старались уничтожить. Теперь получается, что  эти другие еще и присваивают себе право по своему, без их участия, рассказывать их историю. Причем именно в таком стиле, которого они больше всего опасались: через стереотипы.  «Мы в гневе, потому что мы принадлежим народам, у которых  украли их идентичность.  На протяжении длительного времени нам отказывали в стольких вещах, теперь нас отказываются слушать, тогда как наша подлинная история все еще малоизвестна », – приводит свидетельства автохтонов, видевших спектакль Лепажа в Париже, Монреальская газета Le devoir. Та самая,  которая еще летом опубликовала коллективное письмо, подписанное представителями интелектуальной и артистической элиты коренных народов, в котором они упоминают о том, что их протест не против артистической свободы вообще, как пытаются интерпретировать их  жест Мнушкина и Лепаж:  « Суть в том, что индейцы остаются до сих пор невидимы на сцене театров и вообще в публичном пространстве. Но мы не невидимые, и мы больше не будем молчать.  Мы беремся за перо, чтобы сказать вам раз и навсегда: я есмь, мы существуем». Справедливости ради скажем, что и французская пресса принимает спектакль Лепажа, за редким исключением, довольно скептически.

В финале Миранда оказывается в пироге вместе с харизматичным автохтоном Тоби (Мартьяль Жак): он предлагает ей ритуальную трубку индейцев, и в парах ее дыма Миранда впадает в транс, который подарит нам единственную поэтическую картинку « Канаты » – перевернутая пирога,  парящая над сценой, состояние невесомости, в котором Миранда  через любовный экстаз приобщается индейской душе.

Это была Каната часть первая. Продолжение следует?

Crédit photo: Michèle Laurent