Шекспир в Берлинском театре: «Отелло» Михаэля Тальхаймера

13 апреля -23 июня 2019Berliner Ensemble, Berlin

Удивительно, как много общего оказалось в премьерном «Отелло» Михаэля Тальхaймера (Michael Thalheimer)  с «Ричардом III» Томаса Остермайера, увиденным накануне. Даже такое явное сходство, как человек за барабанной установкой на сцене. В «Ричарде» справа, а в «Отелло»  по самому центру. И  оба главных героя в чем-то рок-звезды. Даже ярость и ритм порой схожи. Разумеется, Ричард вкрадчивый и фальшивый, а Отелло – полная противоположность. В «Отелло» барабаны – сердце мавра. А в «Ричарде» скорее голос рока. Грим для Отелло придуман гениальный. Прежде всего, цвет! Это цвет глинистой африканской земли, покрытой трещинами засухи. Это цвет мяса, с Отелло словно содрали кожу. Он больше, чем обнажен, его уже не может защитить никакая одежда. Иногда кажется, Инго Хюльсман – Отелло даже похож на инопланетянина. Информация на сайте

Начинается спектакль с выхода на авансцену красного обнаженного Отелло в чёрных сапогах, очень похожих на кирзачи. Он как ожившая статуя римского полководца. Благо природа наградила большого актера Инго Хюльсмана  еще и абсолютно идеальным телом. Хоть Аполона с него ваяй, хоть гладиатора. Все монологи Отелло и Дездемоны идут на авансцене, лицом в зрительный зал. Летит слюна, сыпется краска, капает пот. И абсолютно бешеная энергия. Удвоенная. И, кстати, никаких тебе микрофонов.

В самой первой сцене красный Отелло и белая Дездемона в страсти перемешивают свои краски. Потом, уже одетые, они так и ходят с размазанной краской на теле и в испачканной ею одежде. Они смешались, выделились, стали изгоями. Дездемона – Сина Мартенс у Тальхаймера под стать Отелло. Она раскованна и яростна. Они как два солдата во вражеской тылу. Знают, что всем видны, но это плата за то, чтобы быть вместе. Дездемона с белой паклей волос одновременно похожа на портовую шлюху, Мальвину и Магдалину. И еще она Лилит с подвижным призывным языком. Дездемона ругается, даёт пощёчину Отелло, когда тот её несправедливо обвиняет, неистова и растеряна, сломлена к финалу. Ещё эта пара напомнила мне других, почти забытых  генералов, –  из фильма «Генералы Песчаных карьеров». И тут и там внешнее превосходство как борьба с постоянным внутренним ожиданием унижения, неприятия.

В спектакле есть «греческий хор» (почти 30 человек), больше похожий на Ку-клус-клан: серые халаты и белые мешки-маски. Отелло для них как загнанный зверь. Красивый, сильный, справедливый, спасший всех, заслуживший любовь прекраснейшей Дездемоны, он уязвим постоянным ожиданием предательства. Сомнения словно проникают в краску на его теле. А Яго уже становится на цыпочки, чтобы не спугнуть начавшееся саморазрушение мавра. Кассио (Нико Холоникс) жалкий и, похоже, голубой. Готов отдаться хоть Отелло, хоть Яго. Яго его сразу слегка отметелил, и тот уже больше не дёргался. Если в «Ричарде» деревянные подмостки были засыпаны песком, то в «Отелло» деревянный поворотный круг. И кружит-вертит он только Яго и Кассио. Здесь Яго как раз напоминал Ричарда, который пьянеет от того, как легко все попадают в его сети. Он с самого начала хочет плюнуть на Отелло, но получается это сделать только тогда, когда прапорщик доводит генерала до эпилептического припадка.

Пока мавр в силе, Яго сам чуть не впадает в истерику от ярости, он слаб. На наших глазах вся энергия и сила генерала перетекает к жалкому прапорщику. Но тут-то мы и видим, что раздутая мышь слоном все равно не станет. Отелло умирает как большое благородное животное, в его объятьях Дездемона, а в ногах Эмилия (Катрин Велиш). Эмилия присутствует как рок. Понимает, страдает, но не может ничего изменить. Уже в первой сцене между Отелло и Дездемоной взаимные удушения были любовной игрой, которая стала осуществлением судьбы, рока в финале. Яго (Питер Мольтцен) добившись всего, чего хотел, попадает вместе с Кассио на вращающийся круг, диск, колесо. Яго как липовый рокер и Кассио, так и оставшийся задротом. Потом их сбрасывает даже с круга. А в центре остаётся скульптурная композиция троих сильных и красивых людей, которые не смогли себя защитить. У Остермайера страшно от лёгкости и юмора. У Тальхaймера  тревожно от хора, как катка, страшно от всесилия толпы и предательства в чистом виде, без шуток. Тальхaймер даже не улыбается. Он пытается докричаться, плюнуть, ударить, выйти на авансцену и сказать глаза в глаза всю боль и отчаяние. Хорошо встроена световая партитура. При полном отсутствии реквизита. Черно-белое пространство с неявными блуждающими акцентами. И только когда торжествует Яго – яркий свет. Отелло думает, что прозрел. Но это ослепляющий свет. Изначальная травмированность героя напомнила об «Отелло»  Някрошюса, только здесь она носит больше расовой характер. Ничтожество способно погубить почти совершенство, но не способно занять его место. И у Някрошуса и у Михаэля Тальхaймера  есть последний аккорд спектакля, как торжество красоты.

Crédit photo: Katrin Ribbe