Ласково про Канны 2015

   Несколько размышлений о политике  выстраивания конкурса и присуждения призов

       Прошедший фестиваль оставил странное послевкусие. Всё, как и прежде, всё та же конкурсная двадцатка (19 фильмов в этом году), всё тот же зал Люмьер, в котором мечтает показать свой фильм любой нормальный кинорежиссёр планеты Земля с мелодией Сен-Санса из «Карнавала животных», предваряющей каждый конкурсный фильм.

      Уже с первого прохода по знакомому залу Люмьер стало ясно — фестиваль, как говорится тот, да не тот: полностью были обновлены кресла в зале на 2300 мест, а вестибюль перед ним приобрёл облик безразмерного лофта после евроремонта, где в фонаре гигантского углового стеклянного эркера, выходящего на Круазетт и на море, царят теперь две ввинченные одна в другую лестницы, как говорят, созданные по подобию знаменитых лестниц Да Винчи из замка Шамбор.

      Релукингу подвергся не только Дворец, с самого своего рождения несколько десятилетий назад прозванный Бункером. В прошлом году после тридцатилетнего правления ушёл в тень великий фестивальный старец Жиль Жакоб, твёрдой невидимой рукой управлявший громоздкой каннской фестивальной машиной. Ему на смену на пост Президента фестиваля пришёл Пьер Лескюр, яркий менеджер и творческая личность, прославившийся участием в команде, создавшей в начале 80-ых Canal+, первый французский телеканал, ориентированый на показ кино и спортивных событий, в первую очередь футбола. Лескюр считается достаточно близким человеком к Президенту Франции Франсуа Олланду, что видимо, также не могло помешать ему заступить на столь важный в мире кинопост.

         Кино и футбол — две страсти, которыми живёт арт-директор фестиваля Тьерри Фремо, которые, в свою очередь могли помочь утрястись скрытым от посторонних глаз страстям внутри фестивальной команды и поспособствовали появлению перед глазами фестивальной публики нового сплоченного тандема из Лескюра и Фремо, принимавшего звёздных гостей на вершине знаменитой лестницы и ловко управлявшегося с с различными церемониями и церемониалами, сопутствовавшими, как и положено, фестивалю такого ранга.

         В этом году фестиваль оказался всё же не совсем тем, каким силился себя представить, когда в апреле обнародовал свою конкурсную программу. Тогда казалось, что вот они,  долгожданные перемены в высеченном в мраморе списке извечных каннских конкурсантов. Подумалось, что если уж начинать что-то менять, то, конечно, надо начинать с самих себя, то есть с французов.

          Таким образом, из списка завсегдатаев конкурса вылетел любимчик французских критиков Арно Деплешан, в итоге очутившийся в параллельной программе фестиваля «Двухнедельник режиссёров». Сами же официальные Канны, пролив очередную крокодиловую слезу по поводу женской доли в режиссуре, с превеликим удовольствием поддержали двух женщин, рвущихся в бой и возомнивших себя великими режиссёрами: Валери Донзелли с притчей об инцестуальной любви  брата и сестры «Маргарита и Жюльен» (по сценарию, к которому долго подбирался в конце 60-ых Франсуа Трюффо) и Майвен, снявшей истеричную и разрывающую душу в клочья любовную мелодраму «Мой король».

           Выполняя неотложную терапевтическую помощь, Канны подставили плечо Жерару Депардье, заблудившумуся между тремя отчизнами — Францией, Россией и Бельгией. На  пару с Изабель Юппер актёр проникновенно сыграл в мистической драме Гийома Никлу «Долина любви», сумев помочь уйти своему непомерному телу сегодняшнего дня  практически в духовный астрал, и совершенно закономерно вернулся на Круазетт. А далее французы припасли две ударные картины, пропитанные токами времени и проблемами сегодняшнего дня. Безработица вышла на первый план у каннского новичка Стефана Бризе (до того снимал рядовые мелодрамы), а беженцы, стремящиеся к спокойным европейским берегам, стали героями новой ленте крепкого режиссёра Жака Одийяра, покорившего Канны и зрителей тюремной драмой «Пророк». Европейцы, грек Йоргос Латимос и датчанин Йоаким Триер после дебютных сильных и многообещающих картин были повышены в ранге до конкурса. Предчувствуя перемены в своём статусе, они пришли к маю с крепкими актёрскими группами и английским языком, по наивному мнению авторов, делающих их ленты более доступными для простого зрителя и для мировых продаж: в притче Латимоса о невозможности найти любимого человека в ближайшем будущем блистали Колин Фарелл, Райчел Вайс и вездесущая Леа Сейду, а в невнятной драме Триера «Громче, чем бомбы» главные партии были отданы Гэбриелу Бирну, Изабель Юппер и Джесси Айзенбергу. И если Латимос как-то выкарабкался и сумел найти горячих сторонников, то крушение Триера не вызвало на Круазетт никаких особых эмоций.

                Да и было некогда. С Аппенин Старому Свету пришло подкрепление в лице проверенной и опытной гвардии в лице Нанни Моретти, Паоло Соррентино (прошлогодний Оскар за «Великую красоту») и Маттео Гарроне. Моретти, словно с «Пальмовой ветвью» за картину «Комната моего сына» потерявший 14 лет назад своё знаменитое чувство иронии, снова пустился в морализаторство и занудство в «Моей матери». Проблески надежды на излечение 4 года назад подал «У нас есть Папа!», но нет — случился рецидив. Гарроне пустился во все тяжкие и словно уставши от своей же славной линии по работе на стыке между документом и реальностью окунулся в героическую фантазию «Сказка сказок». Соррентино ушёл за 10 минут до финала своей картины в пике камикадзе и напрочь запорол свою «Молодость», представив зрителю около пяти финалов, что совершенно непростительно мэтру, в статусе которого он предпочитает сам себя ощущать с некоторых пор.

           До трёх картин в конкурсе уменьшилось в этом году традиционно большое американское присутствие в каннском конкурсе. Провальной оказалась очередная каннская прогулка для Гаса Ван Сента с его слабейшим и никого не убедившим фильмом «Море деревьев» про американского самоубийцу (Мюттью МакКонахи), не нашедшего ничего более умного, как поехать сводить счёты с жизнью в Японию в «лес самоубиц». Честь Голливуда удалось спасти Тоду Хейнсу в «Кэрол» в невероятно цельной и тонкой адаптации романа Патриции Хайсмит «Цена соли» (второй роман автора похождений блистательного Мистера Рипли, вышедший в 1953 году под псевдонимом из-за скандальности сюжета: любовь молоденькой продавщицы и замужней дамы из высокого общества не могла иметь в ту эпоху счастливой развязки. В то время аморальные герои должны были погибать или быть наказаны каким-либо несчастьем). Ну, может быть и не совсем Голливуда, а скорее высокобюджетного независимого кино, ибо этот проект поддержал небезызвестный всем Харви Вайнштейн.

          Американское кино с мускулами и повышенным адреналином в крови неожиданно на самую высокую отметку поднял канадец Дени Вильнёв с «Наёмником»(«Sicario»), ставший своим в Голливуде и снимающий там уже третий фильм со звёздами. А на этот раз ангажировавший харизматичного Бенисио Дель Торо на роль загадочного советника ЦРУ по борьбе с мексиканскими наркокартелями. Агент ФБР в исполнении Эмили Блант должна своим участием покрывать незаконные акции данного субъекта. Уровень насилия и подвижки ватерлинии морального и внеморального в жизни и на экране в этой картине позволяют вспомнить о «Таксисте» и «Соломенных псах».

          Во всём этом традиционном раскладе континентов не хватало Азии и Латинской Америки плюс какого-нибудь неожиданного пришельца – внести элемент неизвестности и саспенса. Сказано — сделано! Таиландец Апитчатпон Виресетакул, обладатель Пальмы за «Дядюшку Бунми…» был выведен оганизаторами (к полному неудомению практически всех фестивальщиков этого года!) за скобки, то есть попросту сослан во вторую официальную программу «Особый взгляд», и восхитив мировую прессу и синефилов, ничего не получил от тамошнего жюри во главе с Изабеллой Росселини. Туда же ушёл новый фильм «Ан» работающей не покладая рук японки Наоми Кавасе.

           Беговая дорожка основного конкурса зачищена: можно запускать новых скакунов. Другой завсегдатай конкурса японец Хирокадзу Корээда как раз снял очередной фильм про семью: «Дневник Умимати» – нежный, глубокий, простой и трогательный до слёз. Ну как только он и умеет снимать. Вернулся в строй после многолетнего простоя тайванец Хоу Сяосянь. И удивил всех тем, что снял фильм «Убийца» из средних веков с боевыми искусствами: главная героиня полюбит человека, кторого ей было приказано убрать. У организаторов появляется прекрасная возможность примирить хотя бы в конкурсе островной и континентальный Китай: у Цзя Чжанке как раз готов новый фильм «Горы расступаются» про эволюцию китайского общества с 1999 по 2025 год. С одной стороны как бы история отношений красавицы из провинции и двух её поклонников, а с другой практически притча про современный Китай и эту погоню за золотым тельцом. Героиня выбирает самого успешного, он станет рейдером на бирже и даже сына они назовут Долларом.

         От Латинской Америки кооптируется мексиканец Мишель Франко (что не сможет не понравиться и оставить равнодушным его соотечественника, режиссёра Гильермо Дель Торо), снявший третий фильм «Хроника» с Тимом Ротом в главной роли.  Выверенный до миллиметра кадр, скрупулёзность в следовании за невыносимыми повседневными заботами медбрата, работающего с больными в терминальной стадии рака. О важном, но скучно, хоть покойника выноси. Их и выносят время от времени.

           Тёмной лошадкой этого года стал 38-летний венгр Ласло Немец. С первой попытки попавший в главный киноконкурс планеты. Но Немец как оказалось Каннам известен давно! Несколько лет назад он провёл полгода в парижской резиденции Синефондасьон, афиллированной с фестивалем организации, которая помогает молодым талантам со всех континентов готовить свои первые -вторые фильмы. Немец более пяти лет готовился к съёмкам своего первого фильма «Сын Саула»: взгляд глазами члена зондеркоманды на рабочие будни концлагеря Освенцим.

          Когда фильмы день за днём пробегали перед глазами,  стала очевидной концептуальность этого конкурса, его программаторские, так сказать, изюминки, как это понимают и любят во Франции со времён основателя парижской Синематеки Анри Ланглуа. Тогда американский «Наёмник» по тематике встанет в пару к тайваньскому фильму «Убийца», а итальянская «Сказка сказок» получит эхо во французской притче «Маргарита и Жюльен» (где герои действуют вне времени: брички соседствуют с автомбилями, а герои носят одежду 18-го века и сегодняшнего дня) и найдёт далёкий отклик в греческом «Лобстере».

        Японская семья из картины Корээды найдёт далёких соседей (или родственников?) в ленте датчанина Йоакима Триера. А последняя будет коррелировать с французской картиной «Долина любви», в которой разведённые герои Депардье и Юппер встречаются в Долине смерти в Америке, неподалеку от Лас Вегаса, чтобы в соответствии с указаниями из предсмертного письма их сына, покончившего с собой несколько месяцев назад, о котором они не вспоминали, пока он был жив,  помочь его реинкарнации на несколько мгновений. (Стрелка в сторону никак не могущего расстаться с жизнью героя «Моря леса» Гаса Ван Санта?). И где-то рядом будут переживания героев любовного треугольника из китайской ленты Цзя Чжанке. А к ним вдруг неожиданно приблизится псевдосемья из картины Одийяра «Диипан». Герои, друг с другом не знакомые,  хотят бежать из ада войны на Шри-Ланке и находят выход в узурпации документов погибшей семьи. Во Франции, которая их приняла, они мало-помалу вынуждены притираться друг к другу, чтобы остаться, чтобы их не депортировали. Они должны научиться доверять. А между взрослыми девятилетняя девочка.

           Перипетии любовных страстей будут резонировать на разных континентах и в разных жанрах у Майвен (любовная страсть на разрыв аорты в фильме «Мой король»), Валери Донзелли (всё те же «Маргарита и Жюльен»), Тода Хейнса («Кэрол»). Не остались за кадром и эстетические поиски. С этой точки зрения интересны американский фильм «Кэрол» и китайская картина «Убийца». Фантастическая работа над средой в обоих, работа с цветом, тем как работает камера. В обоих фильмах камера создаёт изображение невиданной красоты. Фестиваль этого  года возвестил и возвращении к кадру в 1: 1,33, то есть квадратному экрану немого кино (его уже успешно применяли и по разным причинам Хазанавичус в «Артисте» и Ксавье Доллан в прошлогодней «Мамочке»). В этом году наиболее ярко этот формат времён возникновения кино использует венгр Ласло Немец в своей бескомпромиссной ленте «Сын Саула». Именно такой кадраж позволяет автору и его оператору неотступно следить за героем — камера практически ни на секунду не отпускает его первые 45 минут фильма! И мы видим как герой никогда не опускает взгляд, чтобы не увидеть тот ужас, по которому он ступает, груды тел и оставшихся от ушедших вещей. Чтобы ни о чём не думать. Чтобы иметь силы жить дальше. Зная, что через 2-3 месяца придёт черёд его зондеркоманды зайти в газовые камеры и исчезнуть навсегда.

         Невозможно не вспомнить про «Розетту» братьев Дарденнов. Перед нами Розетта в Освенципе, только на месте Розетты венгерский еврей Саул, который безостановочно ищет раввина, чтобы устроить религиозный обряд и похоронить тело мальчика, про которого он внушает самому себе, что это его сын. Позже мы узнаем, что у Саула никогда не было сына. И тогда перед нами открываются многочисленные возможности прочтения поведения Саула и его беуспешные попытки, вопреки всему,  совершить хотя бы один обряд из миллиона, так, как подобает по законам его народа. Купить себе прощение перед богом за каждодневный грех уничтожения себя подобных? Проснувшаяся человечность по отношению к парню, чудом выжившему в газовой камере (исторически было зафиксировано несколько таких случаев)? При всех многочисленных узорах и возможных орнаментах, которые давала жюри конкурсная программа — этот фильм, почти единственный, не входил ни в какие пары, тройки или оппозиции. Он был сам по себе. Уровень размышления режиссёра и реализация его замысла — ставят этот фильм при любых раскладах выше остальных. Жюри под руководством братьев Коэнов дало ему Гран-При, при том что перед нами была явная Пальмовая ветвь. Жюри это года не хватило ни кинознаний, ни обыкновенной смелости («Отваги на каждый день», как назывался знаменитый чешский фильм пражской весны), смелости, каковая нашлась у Спилберга 2 года назад. Можно еще вспомнить знаменитый случай Кроненберга 1999 года — самый радикальный наградной лист за последние 30 лет! Когда социальная (но не только!!!) линия выдерживалась практчески в каждом награждённом произведении. Это тогда победила «Розетта» Дарденнов. Это тогда Гран-При жюри получила «Человечность» Брюно Дюмона. А актрисы из обеих картин были названы лучшими, как и актёр из «Человечности». Тогда уступкой общественному мнению стала награда за режиссуру Альмодовару за фильм «Всё о моей матери».

         Церемония награждения сразу же удивила выбором совершенно милого колумбийского фильма «Земля и тень» Сезара Аугусто Асеведы на приз за лучший дебют «Золотую камеру»! Не разглядели  качеств венгерской картины? Скорее возможен другой вариант: жюри, воглавляемое актрисой Сабин Азема, видимо посчитало, что такой сильный фильм и так получит что-то от главного жюри.

           Слабость в коленках одних и проблемы высшего порядка у других. Есть такая философская дилемма: быть или казаться. Жюри нынешнего года оказалось в ловушке «казаться»! И в каждой строчке наградного листа: «и милость к падшим призывал». Тогда на самую высокую ступень пьедестала возводится «Дипан» Одийара, к которому у меня нет никаких претензий, кроме двух. «Сын Саула» был на голову выше, а зрители «Дипана» увидели в его последних кадрах реализованную «английскую мечту» главных героев (и даже на пресс-конференциях сам Одийар не стал настаивать на обратном), а не некий сон или мечту погибших героев. Можно ли поверить, следуя логике картины и следя за развёртываним её истории, что герои могли выжить после всего того, что случилось в финале?  Также просто смешно даже рассуждать, что можно дать Приз за роль Эммануэль Берко, поделив его с одной из двух актрис «Кэрол». Если вы за социальную линию, то давайте награду одной Берко.  Невозможно разорвать награду за роль в фильме «Кэрол». Это фантастически тонкий ансамбль, где вытащи один элемент и машинка снов/ впечатлений/ образов сломается! Не дать Кейт Бланшет награду, потому что у неё 2 Оскара? Жюри дают награды за карьеру, за реальные произведения или за намерения (фильм Майвен, потому что не может быть хорошей роли в плохом фильме!) ? Так казус ещё и в том, что фильм Майвен можно отнести скорее к истеричным, чем к социальным. В этот раз жюри хотело отметить фильмы социальной направленности, и тогда политический манифест «Кэрол» — поданный как красивый подарок зрителю, жюри принимает за продукт чистого развлечения, и между ним и тайваньской лентой «Убийца» выбирает вторую. Самое забавное, что практически никто из зрителей и критиков не может пересказать историю, которую нам на прoтяжении почти двух часов рассказывает Сяо Сяосань. Как можно давать Приз за режиссуру такой ленте??? Как можно было игнорировать безукоризненную режиссёрскую работу Тода Хейнса,  попутно обделив актерскую работу Кейт Бланшетт! С «Кэрол» были возможны два варианта, или двойная награда за женскую роль или Приз за режиссуру. Проблема возникает и с картиной «Закон рынка». Режиссёр, снимавший средне-статистическое кино, чаще мелодрамы, принимает судьбоносное решение уйти в социально –политически ангажированное кино,  и ничего особенного нам по сути не предлагает  ни по сюжету/развитию истории, ни по стилю съёмок. То есть теперь любой трогательный фильм надо награждать, если он будет о бездомных или безработных? Понятно, что при таких раскладах (или отсутствии любого консенсуса в жюри?) жюри решает наградить как-то фильм про умирающих людей. Ведь в конструкторе для сборки (каннский конкурс) есть и такие детали. Это мексиканская картина «Хроника».  Для картины «Лобстер» при таком развитии событий ничего другого, кроме Приза жюри и не остаётся: есть яркий и ни на что не похожий фильм, а призов в рукаве у жюри и не остаётся.

        Попутно возникает и другой вопрос, насколько сильным у жюри становится желание не только произвести впечатление своей «прогрессивностью», но и понравиться французам. Невиданное дело, после прошлого года, когда французская киноиндустрия ушла из Канн с пустыми руками (за исключением «Золотой камеры» за лучший дебют), профессионалы достаточно быстро провели работу над ошибками, да так, что все три главных Приза, которые вручаются на фестивале, достались в этом году французам. Впервые в истории фестиваля, насколько помнится, что, конечно, прекрасная отметка за работу новому Президенту фестиваля Пьеру Лескюру. Можно прочесть и по-другому, прекрасная работа арт-директора Тьерри Фремо, сумевшего найти среди новых фильмов такие, которые убедили в своих достоинствах самых взыскательных членов жюри.

 

Пальма, не способная удивлять

В субботу 24 мая жюри 67-го Каннского фестиваля объявило лауреатов. «Золотую пальмовую ветвь» получил турецкий режиссер Нури Бильге Джейлан за фильм «Зимняя спячка» (Winter Sleep).

Главные особенности 67-го  Каннского фестиваля? Сильный конкурс,  очень осложнивший выбор жюри – фаворитов, в отличие от предыдущих лет, было множество; военная тема, так или иначе присутствовавшая в целом ряде  фильмов,  страсть к биопикам – в  главной программе их было целых четыре.  Читать дальше

На войне, как на войне

Документальный фильм Сергея Лозницы «Майдан» был  показан в программе Специальных Сеансов в рамках  официальной программы, что сразу дало режиссеру мировую трибуну (тысячи журналистов, аккредитованных в Каннах). Справедливости ради заметим, что Сергей Лозница уже вошел в ближний круг Каннских режиисеров, дважды его работы участвовали в главном конкурсе, так что в Канны его картина  попала не только по политическим соображениям.  Французская пресса в большинстве своем восприняла  фильм  Лозницы совершенно  адекватно, то есть именно как  откровенную националистическую  агитку, без нюансов. Читать дальше