- Расскажите, как вы готовились к съемкам, - погружаясь в архивные материалы, изучая жизнь монахов в Тибеирине, или больше искали в себе?
- Я не задавался особенно вопросом- а что я буду делать, как это все было? Я кое-что почитал о жизни брата Люка, но слишком не вдаваясь в детали, потому что мы не собирались снимать документальный фильм. Надо было проникнуться духом этого человека, понять что им двигало, что значит такая душевная щедрость, такое призвание- полностью посвятить себя больным?
Но он был еще чем-то большим, чем просто врачом, своего рода марабу, мудрецом, люди шли к нему также за советом, потому что он был здравомыслящим человеком, а в арабских семьях часто случались проблемы подобно той, что мы видим в фильме с девушкой, которую хотят насильно выдать замуж за человека, с которым она не знакома, тогда как она даже не знает еще что такое любовь.
Режиссер ( Ксавье Бовуа) мне сказал: « Что-то мне не очень нравится текст, который я для тебя написал. Ты сможешь импровизировать?» Я говорю - хорошо, я попробую. И так и сложилось, я совсем не размышлял как играть, все рождалось изнутри, помимо меня. Я думаю, что на других актеров монашеские одеяния произвели очень сильное впечатление. Обычно во время съемок мы веселимся, подшучиваем друг над другом, валяем дурака, байки рассказываем. Здесь – ничего подобного, почти монашеская серьезность. Мы все-таки работали очень много, съемки длились по десять часов в день. И вот вечером когда мы собирались в ресторане при гостинице на ужин, все приходили уставшие, и ни у кого не было желания веселиться. Как будто все прониклись чем-то, что было выше нашего понимания. Словом, это были съемки самые обыкновенные. Разве что режиссера время от времени вдруг словно осеняло какой-нибудь неожиданной художественной находкой или вдохновением. Словно кто-то его направлял. Он часто мне говорил: «Я не понимаю, что со мной происходит. Но я обязательно должен снимать вот так». И начинал плакать - понятное дело, перед этим он уже принял стаканчик. Вот например, знаменитая сцена последней трапезы, когда приносят бутылку вина, и мы снимаем своего рода Тайную Вечерю, немного вне правил, под партитуру « Смерти лебедя» Чайковского. И импровизируем. Режиссер говорит: «Нужно, чтобы камера медленно скользила по вашим лицам, потом возвращалась, уходила снова, а вы должны выразить за это время все, что чувствуете, после того, как приняли решение не покидать монастырь». Реакции самые разные –кто-то смиренно радуется, кто-то улыбается, кто-то плачет, кто-то встревожен, но это всякий раз чистая импровизация, режиссер никаких указаний нам не давал. То есть в этом эпизоде каждый из актеров отвечает на вопрос - как бы я сам реагировал в данных обстоятельствах? Что бы я делал, если бы вот так же, как мой герой, оказался в такой ситуации выбора, в такой общности, перед этим стаканчиком красного вина?
Ну и конечно, патетическая музыка помогала. Ведь даже в балете эта музыка очень сильно воздействует, у всех текут слезы.
Короче повторюсь, это были съемки самые обыкновенные. - А где проходили съемки ?
- В старом разрушенном бенедиктинском монастыре, между Фесом и Азру, в предгорьях Атласа. От монастыря остались только стены, монахи здесь не обитали уже лет 30. Так что для съемок все восстановили, имитируя звук колокола, как это было принято в монастырях Алжира. Пейзаж вокруг очень схожий с Тибеирином- бесконечные долины, И мы жили в настоящих кельях, нет простите, только снимали, а жили мы в гостинице, потому что желательно было жить в отапливаемом помещении ночью. Все, что вы видите в кадре, было реконструировано для фильма.
- Меня больше всего поразила кульминационная сцена фильма, о которой вы только что говорили, когда после того как, несмотря на угрозы, монахи приняли решение остаться: камера, с поразительной простотой, показывает крупные планы, один за другим, всех семерых монахов. И в этом момент как бы происходит преображение, как будто дух действительно победил смерть, страх смерти. Я знаю, что вы -человек глубоко верующий. А другие актеры, сыгравшие монахов в фильме, тоже верующие?
- Нет, нет. Только Ламбер Вильсон ( брат Кристиан ), его в свое время после исполнения роли аббата в фильме « Зима 54 « крестил сам аббат Пьер. И тем не менее, я думаю, что все во время съемок как будто были охвачены неким порывом, который не поддается логическому объяснению. Все с трепетом относились к своим ролям. Иногда актеры собирались у огня в перерывах между съемками, потому что было очень холодно, и тутже начинали петь. Как будто то единение, которое переживали наши герои, монахи, пережили и мы, актеры фильма. Ведь и в фильме все литургии поют именно актеры, их не дублируют. И это песнопение удивительным образом объединяет поющих. Я наверное, единственный, кто не участвовал в сценах литургии, потому что мой брат Люк – не священник, а только послушник, а послушники в богослужениях не участвует. Правда, он в монастыре больше 40 лет, и ему, конечно, предлагали участвовать в службах. Но Люк отказывается, потому что у цистерцианцев служба пять или шесть раз в день проходит, а его ждут больные в лечебнице, с 7 утра до 10 вечера он принимал людей, иногда до 150 человек в день. - Ксавье Бовуа на пресс-конференции в Каннах заметил : « Я думаю, что каждый из нас, каждый из членов съемочной группы, был восхищен этими людьми». Расскажите, как вообще появилась у него идея снимать фильм о монахах Тибеирина?
- Это изначально была не его идея. Продюсер Этьен Комар после телепередачи об этой трагедии, загорелся этой историей и написал сценарий. А потом передал его Ксавье, представив как работу молодого сценариста, о которой ему бы хотелось услышать его, режиссерское мнение. И тот сразу ответил: замечательно, эта история о чем-то большем, чем просто о религии. Потом конечно, он несколько раз переделывал сценарий на свой лад, я знаю, что потом было четыре или пять вариантов сценария. Я знаю также, что актеры, не знакомые с жизнью в цистерцианском монастыре,( мне в жизни несколько раз доводилось уединяться в обители), отправились на неделю со священником Анри Кенсоном в аббатство в Савойе, чтобы ближе узнать жизнь монахов. Кенсона пригласили консультантом на фильм, чтобы не наделать глупостей. - После брата Люка вы снялись в двух фильмах, в одном в роли имама, в другом- католического священника.
- Да, брат Люк часто повторял: « Я- свободный человек». И вот сразу после «Богов и людей» я сыграл в картине режиссера Измаеля Феррухи «Свободные люди» роль ректора парижской мечети, тоже очень красивого, чистого духом человека. Сюжет базируется на реальной истории Си Кадур Бен Габрита, который во время войны спас много людей, и мусульман, и евреев, и участников Сопротивления. Он прятал их на территории мечети, а потом через подземный ход, выходивший к Сене, на Quai de Bièvre, переправлял их на барже дальше. А второй фильм, его снимает Эрманно Ольми «Il villaggio di cartone», «Картонная деревня», что по-итальянски является синонимом бидонвиля. Действие происходит в регионе Апулия, куда беспрерывно пребывают новые эмигранты с Юга Европы, но также из Африки. В двух словах, я играю роль сельского священника в приходе, где больше нет верующих. Никто больше не приходит в церковь. В фильме прямо не объясняется почему, но я подозреваю, что у этого священнего был слишком архаичный взгляд на мир, далекий от сегодняшней реальности, и это отталкивало людей. Короче, архиепископ приказывает вывезти из пустующнй церкви все внутреннее убранство и закрыть ее, и мой герой очень сильно все это переживает, пока в один прекрасный день он, проснувшись, видит, что здание церкви занято нелегальными эмигрантами. Для него это в начале абсолютный шок, но постепенно он приходит к пониманию, что это и есть ответ Господа на его молитвы о том, как жить дальше : займись своим ближним.
Вместо послесловия. Осенью 2011 года , с 20 сентября по 13 ноября, в парижском театре Théâtre de l'Ile Saint Louis-Paul Rey, Майкл Лонсдаль сыграет Тургенева в спектакле по переписке писателя и Полины Виардо «Le Chant des Frênes ou l’incomparable amour » (режиссер Марк Звигильский).