26 сентября – 6 октября 2024 -Odéon-Théâtre de l’Europe (3 и 5 октября спектакль идет также с английскими субтитрами)

В Одеоне показывают новый радикальный перформанс от испанки Анхелики Лидделл/Angélica Liddell «Демон. Похороны Бергмана», премьера которого прошла этим летом на Авиньонском фестивале. Кадром спектакля служит красное пространство, а одежды Анхелики, когда они есть- белые: это явственная отсылка к красной комнате, в которой происходит действие бергмановского шедевра « Шёпоты и крики». Перформанс Лидделл, чтобы быть считанным, требует от зрителя некоторой внутренней подготовки: например. знания фильмов Ингмара Бергмана и его биографии, так как испанка выстраивает спектакль через внутренний парафраз с великим шведским режиссером, которого боготворила всю жизнь. Зачем? Ну, чтобы воздать почести парадоксальному и противоречивому гению— здесь есть и признание в любви, и воспроизведение настоящего ритуала похорон Бергмана (вдохновившись похоронами Папы Римского Иоанна Павла II, Бергман сочинил, можно сказать срежиссировал до мельчайших деталей сценарий своих), но прежде всего попытка свести счеты с собственными демонами, собственными комплексами через отсылки к классику.

И главный – страх болезней и смерти, и здесь есть абсолютно пронзительные сцены, соединяющие на контрапункте немощных стариков на инвалидных колясках, немощь которых выставлена на показ в абсолютной наготе, с юными телами обнаженных дев (Лидделл одна говорит на сцене, а окружающие ее фигуранты «живых картин»- артисты шведского театра Dramaten, с которым связана большая часть жизни Бергмана) Это личный бунт Лидделл против несправедливого устройства мира. «Мне жалко людей», рефреном повторяет актриса, дословная цитата Дочери бога Индры из «Игра снов» Стриндберга, любимой пьесы Бергмана, отрывок из которой исполняют здесь актеры Dramaten. Спектакль выстроен как своего рода колдовской ритуал, чтобы вызвать дух Бергмана, и одновременно заклятие против смерти. И здесь все способы возможны, ничем не побрезгуешь. Крик, экзистенциальная лихорадка, провокация, непотребство как протест против страдания, навязанного смертным, становятся главным стилистическим приемом перформанса. А фоном-конечно же, столь любимые Ингмаром Бергманом кантаты Баха. Добавьте сюда беспричинную ненависть к человечеству – у героини Анхелики наблюдается этакая концентрация «бергманскости».

Начинается действо прямо таки с прямой провокации – актриса публично подмывается над биде, потом совершает окропление зала оставшейся после омовения водой и продолжает перформанс, демонстрируя обнаженное причинное место. Лидделл вообще постоянно утрирует все, что связано с телесностью, часто упоминаются испражнения, сношения, эрекция тошнота, вообще непристояности, доведенные до крайности, как например, выставленный на показ мужской член священнослужителя. Тем,кого это шокирует, она, отвечает, что натурализм в описании физиологии и непристойность -это то, что как раз особенно привлекает ее у Бергмана . В спектакле Лидделл цитирует отрывок из «Записок» режиссера, в котором Бергман предлагает, что актер, читающий вслух отрицательные рецензии на его пьесы, по окончиании блюет в публику. Действительно, среди многих странностей Ингмара Бергмана особенно известны его болезненные взаимоотношения с критикой ( например, во время публичного прогона «Войцека» он вытолкал из зала обозревателя одной из центральных газет и даже слегка его побил). На этой теме строится вся первая, слишком на мой взгляд, длинная, часть спектакля: Лидделл цитирует интимные дневники режиссера, и совсем по бергмановски сводит свои собственные счеты с театральными рецензентами: актриса приводит отрывки из отрицательных рецензий известных парижских критиков, с саркастическми комментариями, а одного из них напрямую оскорбляет, соединив его фамилию, через игру слов, с ругательным испанским эпитетом. Присутствовавший на премьере в Авиньоне критик подал на нее в суд за публичное оскорбление. Вслед за тем разразилась бурная полемика о свободе прессы и  границах свободы творчества. Теперь Лидделл включила комментарии по поводу жалобы в суд в свой спектакль -впрочем, изъяв ругательное сравнение.

Несмотря на стилистический экстремизм и провокационный настрой, перформанс Анхелики Лидделл представляется как вопль смертного, взывающего к видимому и невидимому Творцу: в финале на вопрос ребенка, когда я умру, она отвечает- всегда.

Crédit photo: Christophe Raynaud de Lage / Festival d’Avignon