- В опере слабо ощутим дух России.
- Я не говорю по-русски, но люблю Россию. Я не познал сталинский или иной тоталитаризм. Для меня, французского композитора испано-итальянского происхождения, было бы неразумно писать оперу слишком русскую, хотя ее тематика и персонажи русские. Я хотел, чтобы опера имела форму универсальности, так как Ахматовы могли быть и в других странах. Поэтому здесь нет прямых референций России, но есть несколько связок - это аккордеон, типичный русский инструмент, и оркестровые краски. Они навеяны русской вокальной музыкой, а именно литургией Рахманинова. В опере нет цитат русской музыки, но есть ее колорит.
- Какова музыкальная структура у оперы?
- При ее написании самым главным был логический сюжет, его форма и разработка, в которую вошли некоторые фрагменты из жизни Ахматовой, а также фиксация их продолжительности. В опере нет принципа структуры. Здесь все связано со смыслом текста. Музыкальная структура выведена из смысла текста. Но в двух местах музыка повторяется, и это придает произведению некую структуру. Музыка, звучащая в сцена толпы перед тюрьмой, где заключен Гумилев, возвращается в сцену, где узнают о смерти Сталина. Эти две сцены позволили мне одновременно иметь «стоп-кадр» и референцию смерти Сталина как реванш за судьбу, погубившую Гумилева.
- Что вас направляло при создании образа Ахматовой?
- Я хотел представить поэтессу на нейтральный манер, чтобы зрители могли иметь собственное мнение о ее личности. Поэтому образ Ахматовой - многогранный. Он может быть очень активным или пассивным. Эту двойственность героини нужно было представить в ее пении. С одной стороны, следовало иметь экспрессивный лиризм, требующий вокальную мощь в огромном зале Оперы Бастилии; с другой стороны, этот лиризм должен быть внутренним. Такой конфликт мне позволил характеризовать Ахматову. Ее поэзия очень внутренняя и сдержанная, но одновременно это взрыв, грандиозный выплеск.
- Поэзия Ахматовой у вас дана скупо.
- Начав работать, мы с Кристофом много раз себя спрашивали - какое место в опере должна иметь поэзия? Есть три поэтических момента, в двух - звучат стихи Ахматовой: в начале оперы она сама декламирует, потом их читает Чуковская под пение поэтессы, чтобы их не слышал представитель Союза писателей. В конце постлюдии есть 4 стиха Кристофа, сочиненные им с стиле Ахматовой. В опере поэзия имеет точную функцию, но дается экономно, ибо поэтическая система базируется на воображении, а система оперы - на представлении. По своей природе эти системы несовместимы.
- Хотелось ли вам услышать «Ахматову» в России и на каком языке?
- Конечно, это самая заветная моя мечта. Во Франции личность Ахматовой значима, но не столь важна в жизни, как ценилась в России в сталинский период. Хотя опера написана для французского языка, но ее лирический характер благоприятствует ее переложению на  русский язык. Независимо от того, будет ли она звучать по-русски или по-французски с русскими титрами, идея показа «Ахматовой» в Москве или в Петербурге меня наполняет великой радостью! Мои русские друзья, побывавшие на премьере оперы, мне казали: «Это действительно Ахматова». Для меня это самый прекрасный комплимент!
- Кто из русских писателей вам наиболее интересен и мог бы стать темой вашего нового произведения?
- Как все французы, я могу быть поклонником только Достоевского. Для меня он самый великий романист. Конечно, я люблю и Толстого. Эти два русских писателя покоятся в моем пантеоне иностранных литераторов и меня преследуют уже давно. Позволит ли мне это сочинить прекрасную оперу или балет - сможет ответить только работа: в абсолюте все прекрасное можно использовать, однако потом нужно делать конкретную работу, что это узнать. Но выше названные две великие фигуры вошли в мою повседневную жизнь. В итоге, когда я читаю Достоевского, то чувствую себя больше русским, чем французом.