4. Расскажите о двух спектаклях по Стриндбергу, над которыми вы сейчас работаете в Париже, и о «Граале» в Лионе.
- Я начал работу над Стриндбергом еще 6-7 лет тому назад со студентами. Меня интересовал цикл пьес, в которые входят «Отец», «Фрекен Жюли», «Кредиторы», «Товарищи» и некоторые другие, которые соответствуют его поискам трагического театра. То есть когда я ставлю эти произведения, меня прежде всего интересуют подзаголовки, жанровая принадлежность. «Товарищи» - комедия, «Отец» - трагедия, «Фрекен Жюли» - натуралистическая трагедия и «Кредиторы» - трагикомедия. Я сказал бы, что «Фрекен Жюли»- переходная пьеса между стремлением к чистоте жанра в «Отце» , с одной стороны, и с другой, «Кредиторами», с моей точки зрения абсолютным шедевром, завершающей пьесой триптиха. «Кредиторы» названы Стриндбергом трагикомедией, и это чрезвычайно интересно, в общих чертах это можно считать признанием невозможности существования «натуралистической трагедии». Как сочетание несочетаемого. Невозможно придумать трагедию о кофеварке.
В «Кредиторах» он создает механику, в которой максимально устраняет все второстепенное, а место действия во многом напоминает французскую классицистскую трагедию, это прежде всего место встречи. И тут я со всей ответственностью утверждаю, что за фигурами Густава, Теклы и Адольфа, то есть первого мужа, который намного старше женщины, и который возвращается после долгого отсутствия, и ее нового мужа, который намного ее моложе, и с которым ее связывает страстное желание, за этими тремя фигурами я вижу Тезея, Федру и Ипполита. То есть эти персонажи восходят к трагическим героям, с тем лишь нюансом, что здесь речь идет о неудавшемся художнике, плохой писательнице и скромном учителе латыни и греческого. То есть ситуация из трагической превращается в трагикомическую.
В театре de la Colline мы начинаем играть «Фрекен Жюли» и «Кредиторов». Но в будущем я надеюсь возобновить всю трилогию, включая «Отца», на сцене TNP, а возможно даже тетралогию, присоединив «Товарищей», чтобы лучше проследить эволюцию формы. Во всяком случае, мои спектакли по Стриндбергу ни в коем случае не будут закручены на интеллектуальной проблематике противостояния полов. Я отношусь к драмам Стриндберга как к детективам, для меня эти две пьесы - два совершенных убийства. Совершенное убийство, когда преступление не оставляет следов, кстати, есть и в «Отце», только там убивают словом. Такая трактовка предполагает особую концепцию актерской игры, Стриндберга не играют как Чехова или Ибсена. Здесь слово не окружено расплывчатым смыслом, предполагающим возможность полисемического прочтения и создающим пространное восприятие. Здесь слово означает лишь то, что означает, Это довольно жесткий стиль, где само слово становится оружием, оружием убийства. Поэтому актеры должны очень внимательно слышать партнера и играть как настоящий детектив, только улики убийства спрятаны в слова. Никаких семантических амплитуд вокруг слова, играется только четкий смысл слова, резкий, как удар ножом. Тогда все, что происходит на сцене, забавляет, как в детективе – все, конечно, отвратительно, но забавляет, потому что мы сами, зрители, выступаем в качестве детектива, «ага, вот здесь, точно, я уверен, вот увидите, вот этим ножом он ее и убьет». Я хочу, чтобы зритель смеялся. То есть я не выдвигаю на первый план состояния, я не требую от актера, который исполняет роль Адольфа, играть неврастеника, и от фрекен Жюли - девушку немного не в себе, здесь, как в детективной истории, все решает случай, « я не думал поступать так или иначе, но так сложилось». То есть каждая ситуация проживается очень полно, иногда противоречиво. Это дает спектаклю энергию, в моем Стриндберге не будет ничего невротического, мрачного. |