Заметки о мастерской Виктора Рыжакова по материалам, предоставленным  Школой-Студией МХАТ

В 2012 году режиссер Виктор Рыжаков набрал свой первый актерский курс. Была задумана особенная образовательная программа, созвано множество уникальных профессионалов. Нижний Новгород, Калининград, Таллинн, Пермь, Иркутск, Хабаровск, Нью-Йорк — вот неполная карта городов, откуда съехались в Москву будущие студенты мастерской В. А. Рыжакова.

Театр Рыжакова — это театр текста. Текст играет в нем важнейшую роль. Как работать с текстом, как услышать его сегодня, как создать среду, чтобы молодым артистам было интересно пуститься в исследовательский процесс, самому стать автором своего театра, как научится думать и выражать свою мысль — все это предмет исследования мастерской. К тексту можно относиться как к звуковой партитуре, развивая свой внутренний актерский слух — студенты очень много занимаются музыкой — вокалом (с уникальным педагогом Татьяной Пыхониной), осваивают музыкальные инструменты. Студенты учатся концентрации, занимаясь йогой. Танец преподает на курсе известный хореограф и режиссер Олег Глушков. На курсе, как кураторы, работают артисты МХАТа и театра «Практика», а также   молодые режиссеры и теоретики-театроведы. В таком составе складывается работа в мастерской. Пространство, где важен человек, человеческое общение — диалог.

Когда Виктор Рыжаков и его студенты приступали к работе над «Шумом и яростью», было очевидно, что одной из самых сложных задач станет поиск адекватного материалу сценического языка. Роман, который расширил границы литературы как вида искусства, невозможно поставить на давно обкатанные театральные рельсы. Фолкнеровский «поток сознания» не оживет в форме трагического монолога. Скачки из одного временного пласта в другой едва ли стоит выпрямлять в стройную хронологическую канву и превращать в простое рассказывание истории. И, наконец, странно было бы прояснять загадочность Фолкнера: упрощать то, что он намеренно усложнял, завершать едва начатое, проговаривать несказуемое. Именно поэтому актеры в спектакле «Шум и ярость» становятся рассказчиками. Они примеряют маски разных персонажей, но не могут остановиться ни на одной из них. Сказав что-то очень важное, они уходят готовиться к следующему эпизоду, ведь самое важное всегда ускользает от конкретных формулировок. Порой, отчаявшись найти правду, они выходят из образа и вспоминают важные моменты своей собственной жизни. Поддавшись инерции романа, исполнители создают свои собственные потоки сознания, спровоцированные Фолкнером. Спектакль как целое тоже ищет самое себя на наших глазах: он жадно перескакивает от одного события романа к другому, рассказывает об одном и том же много раз, тщетно пытаясь разобраться сам в себе.  Он балансирует на всем спектре между «я здесь и сейчас» и  «мой персонаж в предлагаемых обстоятельствах», между жанровой мизансценой и сторителлингом, между искренней верой в величие театра и китчем. Словом, он, давно похоронив надежды на однозначность истины, все же продолжает поиски Автора.