10 октября -21 ноября 2015 – Odéon-Théâtre de L’Europe ( Ateliers Berthier)
К 100-летию Артура Миллера
Иво ван Хове перенес на французскую сцену свою лондонскую постановку «Вида с моста» Артура Миллера, за которую в 2014 году получил сразу три премии Лоуренса Оливье – лучшая мужская роль, лучший режиссер, лучшая возобновленная пьеса, а также Премию театральных критиков – режиссеру и за лучшую мужскую роль. В Париже, также, как в Лондоне, спектакль вызывает шок. Еще и потому, что здесь Миллера уже не ставят очень давно, его драматургию считают устаревшей, слишком связанной, и политически, и эстетически, с Америкой 50-х. Постановка ван Хове возвращает Артуру Миллеру славу большого театрального автора.
Уже второй год подряд проходит в Париже под знаком Иво ван Хове. В прошлом сезоне : «Мария Стюарт» Амстердамского Toneelgroep, который ван Хове возглавляет с 2001 года, еще раз подтвердила его репутацию, как одного из лучших режиссеров Европы, потом – «Антигона» на английском с труппой лондонского «Barbican» при участии французской звезды, Жюльетт Бинош. «Вид с моста» – его первая постановка на французском языке, которым кстати, ван Хове, бельгиец из Фландрии, владеет достаточно сносно, чтобы обойтись без переводчика. Впереди – «Гибель богов» по сценарию Висконти с актерами Comédie-Française, заказ Авиьонского фестиваля для Парадного Двора Папского замка.
Для спектакля ван Хове перестроили зал Ateliers Berthier, превратив его в амфитеатр, зрители располагаются с трех сторон черного прямоугольника сцены. Прямоугольник из пластика и стекла- своебразная коробка историй, которая открывается с первыми звуками музыки и закрывается в финале, по форме похожа на ринг. Пространство самое минималистское, никаких сценических аксессуаров. Подмостки окутывает белый свет, придающий сценическому пространству сходство с абсолютно чистым листом бумаги. (Постоянный сотрудник ван Хове, сценограф и художник по свету Ян Версвейвельд). Пространство трагедии задано. В новом переводе, заказанном штатному драматургу Одеона, Даниэлю Лоайзе, убрано итальянское арго, связанное с происхождением героев, и вообще опущен весь местный колорит (действие происходит в итальянской общине бедного района Бруклина) в пользу большей универсальности. Автор американской интеллектуально-социальной драмы, достаточно подзабытый во Франции (первая поставка –Питер Брук, 1958 год), сам для себя сформулировал тему «Вида с моста» как возврат к греческой трагедии. Причем трагический герой у Миллера – обыкновенный человек, персонаж социальной драмы. а не супергерой, царь и тд.: Эдди Карбоне, портовый грузчик, и его жена Беатрис воспитывает с детства племянницу-сироту, как собственную дочь. Но Катрин выросла, превратилась в очаровательную девушку, и в этот момент что-то непоправимо рушится в дружной семье: Эдди начинает испытывать к Катрин совсем не отцовские чувства… В этот-то момент в их доме поселяются родственники Беатрис, эммигранты -нелегалы из Сицилии, Родольфо и Марко: они приехали в Америку за работой, спасаясь от нищеты. И происходит то, что должно было произойти: Катрин влюбляется в красавца, балагура и мастера на все руки Родольфо, а Эдди оказывается пленником безысходной ситуации, где все смешалось: страсть, отеческая любовь, и неписанные законы чести, по которым живет везде и всегда клан сицилийцев. Так завязывается узел трагедии.
Когда в первой же сцене мы увидим двух обнаженных ло пояса докеров, которые приняв душ, долго обтираются полотенцами, прежде чем одеться в чистое, это сразу задает определенную систему координат: не абстрактная драма идей, а что-то очень физическое, история мужчин, крови и пота. Поверх социальной драмы возвращение к каким-то архаическим пластам жизни, где властен лишь рок. Где, несмотря на современные костюмы, без какой-либо социальной принадлежности, все ступают по сцене босыми ногами. Никакого бытового мельтешения в словах, никаких лишних движений – вся пластическая партитутра выверена почти как в танце. История начинается после того, как все свершилось. Адвокат Алфьери рассказывает, раскручивает перед нами, словно кинопленку, жизнь Эдди Карбоне, который не смог избежать своей судьбы. Адвокат Алена Фромаже – типичный персонаж из американского кино 50-х, но фукция его в спектакле, как и в пьесе, сродни греческому хору: он то вступает в диалог с протагонистом трагедии-Эдди, то просто комментирует действие. Настоящее видится сквозь призму будущего, из которого ведет свой рассказ Адвокат.
Если мизансцена и сценография не претерпели изменений, спекталь все-таки изменился, считает ван Хове, потому что играют другие актеры. В Young Vic играл британский киноактер Марк Стронг, у которого по ван Хове амплуа злодея. В Париже –тоже в общем известный киноактер, Шарль Берлинг (хотя французы знают его и по театру). Актер скорее положительного обаяния, его герои больше трогают, чем внушают отвращение. Берлинг несет настоящее трагическое напряжение, дарит Эдди собственную двойственность, его герой и чист, и смутен : человек глубоко порядочный, не имеющий возможность противостоять запретной страсти, в которой он боится признаться даже себе самому, становится предателем. И никто, ни верная Беатрис (Каролин Пруст), ни умудренный Адвокат, ни по-своему привязанная к приемному отцу Катрин (Полин Шевийе) ни в силах помешать ему.
История братьев Марко и Родольфо (Лоран Папо и Николя Авине), без вины виноватых, читается в сегодняшнем контексте по-иному, и спектакль –подспудно – предлагает трагедийную трактовку темы эмиграции. Партитура выстроена идеально. Все актеры очень точно ведут свои партии, и все неумолимо движется к развзяке, но так, что мы физически чувствует нарастающее напряжение. Чему в немалой степени способствует саундтрек. Во всех своих постановках ван Хове любит использовать музыку для создания атмосферы напряженного ожидания, тревожной неопределенности, одним словом, саундрек для саспенса. Тогда каждая, даже самая бытовая деталь, приобретает иное измерение: так, например, вечерняя беседа с Родольфо в кругу семьи озвучивается мерным стуком барабана, и вдруг все происходящее прочитывается как неумолимая поступь судьбы.
В финальной сцене, когда Эдди идет навстречу своему убийце, а все присутствующие бросаются их разнимать, и замирают в этой последней схватке, озвученной высоким накалом «Реквиема» Габриэля Форе, сверху на них начинает литься дождь, и уже по сцене вода растекается кровью, заполняя все белое пространство кроваво-красными разводами. Конечно, микс не лишен патетики, но завораживает абсолютно.
О чем сегодня говорит нам пьеса Миллера? О бремени страстей человеческих, о писанном и неписанном законах, по которым живет общество. Сегодня, как во времена греческих трагиков.