5-16 апреля 2016 – Théâtre des Bouffes du Nord
После Нью-Йорка и Лондона до Парижа доехал знаменитый спектакль «Мисс Жюли» в исполнении труппы Baxter Theatre Center из ЮАР. Режиссер Яэль Фарбер переписала пьесу Стриндберга, перенеся действие в современную Южную Африку, на ферму буров посреди невыносимого зноя полный опасности и неукротимых желаний земли Кару. Жюли –дочь фермеров, Жан, то бишь Джон- сын чернокожих батраков, работавших на них из поколения в поколение на этой земле, некогда принадлежавшей их предкам. Кристина, невеста Жана, превращена в старую служанку- негритянку, его мать, воспитавшую также и Жюли, как известно, потерявшую мать в раннем детстве. То есть к проблематике госпожи и слуги добавляется целый комплекс неразрешенных противоречий, связанных с расовой ненавистью между белыми и черными в Южной Африке. Фарбер превращает пьесу Стриндберга в завораживающий ритуал, замешанный на терпком привкусе земли и крови. (Спектакль идет на английском с французскими субтитрами).
Все действие, как в классицистской трагедии, происходит в одном месте: на кухне старой фермы буров, в одну ночь, и персонажей всего четверо: к трем протагонистам добавлена тотемная фигура духа предков. Декорация самая простая – стол,старая плита, жестяные ведра, предметы крестьянского быта –серп, топор, и башмаки хозяина, которые бесконечно начищает Джон. Но также целая батарея резиновых сапог – в местной символике ассоциирующихся с властью белых эксплуататоров. На сцене также два музыканта: еще до начала действия один создает шумовой фон с компьютером, а второй выводит на саксофоне очень необычные, странные низкие звуки, вызывающие гнетущее ощущение дискомфорта и опасности: добро пожаловать в Африку.
Потом, предваряя Кристину, появляется старая негритянка в праздничных одеждах и набелённом глиной лицом –своего рода дух предков, о которых постоянно напоминает Джону мать: она совершает ритуальный круг, и садится в стороне. Ее молчаливое присутствие впечатляет не меньше, чем негромкое гортанное пение в сопровождении африканской лютни, которая время от времени вступает в музыкальную партитуру саксофона. Страсти вокруг выжженной солнцем земли, от которой не вырваться, о праве на ферму (построенную в прямом смысле слова на костях местных жителей, так как пол кухни, где происходит все действие, встроен в корни срубленного дерева, под которым из поколения в поколение хоронили предков африканцы из семьи Джона и Кристины, но здесь же рядом покоятся три поколения буров, о чем не намерена забывать Жюли), все это напоминает крестьянскую трагедию Юджина О’Нила в глубинной Америке 19 века. Чувственость словно разлита в этом раскаленном солнцем и потом пространстве( традиционный задник Bouffes du Nord цвета терракоты пришелся как нельзя кстати), также, как насилие и кровь. Влечение между тоненькой, вибрирующей от переполняющих ее желаний Жюли и сильным скульптурным красавцем Джоном здесь столь очевидно, что достаточно мимолетной искры, чтобы все воспламенилось.
Но прежде, чем отдаться рабу и негру, о котором только и мечтает эта Жюли, она должна заставить его заплатить за свой стыд – изумительная сцена, в которой белая мисс требует от Джона поцеловать ей ногу ( а здесь даже прикосновение к белым помимо их разрешения все еще карается), и это двойное унижение, которое он испытывает, и как мужчина, и как чернокожий, переходит в терпкую неотразимую любовную схватку, а потом –в страстные объятия. Хильда Кронке и Бонжиле Мантцай играют так просто и эмоционально заразительно, что дух захватывает. И несмотря на приниженность своего социального положения, Джон, в отличие от матери, уже не раб по крови своей, в Бонжиле Мантцае поражает ощущение внутреннего достоинства: он готов к бунту. Понятно, что эти двое любят друг друга в самом деле, понятно, что при таком накале страстей, и неразрешимом клубке противоречий между белыми и африканцами, которые достались им обоим в наследство, все закончится не тонкой психологической игрой между «палачом и жертвой», а взаправдашними потоками крови. Чтобы покончить со всем этим, Жюли разрезает себе внутренности серпом, а Джон, как будто освобожденный ее смертью, прежде чем навсегда покинуть ферму, впервые одевает башмаки хозяина- те самые, что он, так же, как и все его предки, должен был чистить. Конечно, нам сложно разбираться в деталях взаимоотношений между африканцами и белыми в ЮАР, о которых говорится в тексте Яэль Фарбер, но из спектакля ясно только одно: что и сегодня, 20 лет после отмены апартеида черные африканцы остаются рабами белых землевладельцев, и новый режим эксплуатирует их не хуже старого.