25 ноября на французские экраны выходит фильм Отара Иоселиани «Зимняя песня»
«Зимняя песня» не станет сюрпризом для тех, кто знаком с творчеством режиссера, в ней есть буквально все основные составляющие киноязыка Иоселиани: кочующие из фильма в фильм простодушные клошары, уличные музыканты, проститутки, неприглаженные фактуры парижских подземок, пейзажи Грузии, поэзия городского «дна», ностальгия по медленным ритмам и по идеализированному благородству прошлого…Однако, есть и нечто новое: изменился контекст всей этой традиционной кинополифонии. В большой степени «Зимняя песня» фильм – разговор о войне, тошнотворной, реальной или символической, а также о старости и о месте обычного человека в наши «мутные» времена.
Фильм состоит из нескольких частей — самостоятельных историй, при этом сюжетно связанных между собой, хоть и не всегда симметричных. Картина начинается с пролога, со свойственной Иоселиани театральностью режиссер показывает нам сцену средневековой публичной казни. Действо превращено в реалити-шоу, в тусовку домохозяек, собравшихся поглазеть на публичное отрубание голов. А через несколько мгновений фильм переносит нас в условную современную Грузию, где солдаты, вместо того, чтобы защищать людей, зверски мародерствуют, насилуют и убивают самых беззащитных — старух, женщин, подростков. Военные сцены у Иоселиани решены непривычно жестко и с долей черного юмора, – вооруженные до зубов служители порядка убивают людей ради того, например, чтобы отобрать у них матрас. Образ зла в шинели однозначен: вот солдат убивает старуху, вот он смывает с рук кровь. После «тяжелого дня» парни в военной форме идут на реку, а там местный священник в наколках проводит над ними обряд не то крещения, не то причастия. Солдаты-мародеры и священник, прикрывающий рясой тюремный татуаж, – герои не противоречивые и не акварельные в отличие от его любимых образов легких простаков-бездомных. Война у Иоселиани это символ абсолютного зла, в котором, к тому же, путается и подменяется понятие террора и служения. Опустим подробности вглядов режиссера на грузинский конфликт, хочется лишь сказать, что в поэтическом обобщении, на территории условности, в несомненно важном и нужном высказывании об абсурдности войны, четкие аллюзии режиссера с конкретной национальностю (военная форма, узнаваемые тельняшки), – выглядят немного странно.
Есть в фильме и другой мир — мир условной Франции, где казалось бы, все идёт своим чередом: трудятся дворники, ссорятся супруги, играют уличные музыканты, собаки переходят улицу на зеленый свет. Однако, постепенно это полотно разворачивается, и Иоселиани с горькой иронией показывает нам изнанку европейского благополучия: люди-куклы, усевшиеся перед телевизором как в театре, глазеют на войну в той самой Грузии, – в глазах нет ни капли сострадания, никаких эмоций, война для них – это очередное телешоу. Полицейские, символизирующие ущербность власти, в буквальном смысле выбрасывают на помойку бездомных людей, ломают безо всяких эмоций их жалкие картонные дома. Однако люди продолжают смеяться, шутить, пить вино и петь грустные песни.
В фильме множество знаковых сцен, однако, пожалуй, самым символичным является эпизод, когда главный герой, консьерж, сыгранный французским актером и юмористом Руфусом, попадает под асфальтовый каток. В отличие от реалистичных «грузинских» кадров, этот «французский» эпизод проникнут духом символизма раннего Иоселиани. Консьерж, попав под каток, превращается в тончайшую лепешку, сердобольные приятели закатывают его в трубочку и ставят возле подъезда. Соседи к этому событию совершенно безучастны и, пожалуй, даже раздражены— опять лишние хлопоты!
Каток, как символ неминуемого и безучастного, – времени, истории, системы, – всего неперсонализированного, что довлеет над всеми м не пожалеет никого, уже появлялся в других фильмах Иоселиани. С другой стороны, человек, закатанный в лепешку – смешной образ из детства, мир глазами ребенка. Пожалуй, это уже превратилось в клише — только ленивый не назвал Иоселиани «infant terrible» кинематографа. Но как об этом не упомянуть, если в «Зимней песне» наивный взгляд подчеркнут, как жизненное убеждение — Иоселиани словно говорит, что только с непримиримостью, с бескомпромисcностью ребенка можно почувствовать и осознать абсолютное зло. Так же, по-детски наказываются «плохие», продажные полицейские: беспринципный префект (Матиас Юнг) оказывается стечением судеб в сточной канаве, только младенец, весело смеясь, может придумать такой «хэппи энд», абсолютно «ребяческую» месть. Но парадокс в том, что «Зимняя песня» – это фильм про старость. В нем обыденная жизнь становится тошнотворной, будто доверху забитой отжившими вещами. Нагромождение запыленных комодов, граммофонов, воспоминаний, старых писем, бытовых мелочей, будто вытесняет героев из их собственных домов. Главный герой жжет письма умершей возлюбленной – истории слишком много, слишком много отжившего. Кажется, что у трогательных главных героев, веселых приятелей, Консьержа(Руфус) и Антрополога (Амиран Амиранашвили), зарывшихся в скарбе своего прошлого, теряется связь со временем и чувствование этого времени. Чудаки и маргиналы, герои существуют как будто «не здесь» – они целиком в прошлом, в былых романах, историях, письмах, антикварных вещах, винтажных одеждах. Но живыми они остаются благодаря своей инфантильности. Великолепный актерский дуэт задаёт комедийный градус и блистательную ироничность, без которой кажется, жить в наши времена просто невозможно.
Иоселиани уже не первый фильм снимает как напутствие и послесловие. Однако, если в « In vino veritas» все завершалось «уходом» (герой уплывал в открытое море), то в «Зимней песне» позиция автора изменилась. Самый витальный герой-простак, персонаж Матье Амальрика, отдалившись от всей этой бессмысленной толкотни в какие-то туманные поля, на протяжении всего фильма возводит новый дом, отдельно от всех, на некоем условном «краю земли», – вот способ выживания простого человека в злые времена, предложенный Иоселиани.
Все картины грузинского режиссера по-своему музыкальны. Если рассматривать «Зимнюю песню» как ритм или партитуру, то стоит сказать — это произведение получилось не очень стройнным, части фильма несимметричны, в нет цельности и глубины обобщения его ранних работ, нет и того операторского полета, какой бывал раньше. Поэтому, наверное, вряд ли с этой картины стоит начинать знакомство с творчеством грузинского режиссера, – слишком много персонального негодования, переходящего порой в некое брюзжание. Однако здесь по-прежнему читаются подлинные поэтические интонации создателя «Утра понедельника» и других шедевров. В одном из интервью режиссер объяснял, что «Зимняя песня» – это название старого грузинского песнопения, в котором есть такие слова: «Пришла зима, листья отцвели, но ничто не заставит нас прервать песню». Иоселиани с упрямством романтика предлагает продолжать (жить, стоить, петь, – нужное подчеркнуть). Мы можем быть несогласны с его взглядами, но бесконечно рады, что вместо точки новом фильме у него – многообещающее многоточие. Это даёт надежду.