6-20 октября 2017 – Théâtre de la Criée, Marseille; 29 ноября -10 декабря – Théâtre Gérard Philippe, Saint-Denis
Интервью с Машей Макеефф/Interview de Macha Makeïeff
В театре de la Criée день 7 октября посвятили 100-летию Октябрьской революции. « В 1917 курс русской истории и вместе с ней всего мира был изменен. Oгромные чаяния и смертельное разочарование», – так сжато определено событие, которое отмечает театр. В сущности, это сумасшедший день в традициях карнавала под названием « Mise à feu »(Поджог), организованный вокруг новой премьеры театра, «Бега» М.Булгакова: всевозможные ателье для детей, конференции о русской эмиграции, магический фонарь, в котором крутят отрывки старой хроники, выставка фотографий, показ фильмов, киноконцерты, театрализованные визиты за кулисы. И все это как-то не случайно здесь, в Марселе: худрук театра, известный французский режиссер Маша Макеефф – внучка русских эмигрантов. В сущности, вся пьеса Булгакова увидена через очень личностный взгляд самой Маши, через историю ее семьи, во многом повторяющей судьбу героев «Бега»: ее бабушка и дедушка были среди тех, кто вместе с белой армией покинули Крым, а потом оказались сначала в Константинополе, затем – во Франции.
«Сны» Булгакова в спектакле преломляются сквозь ее детскую память: действие начинается с пролога, который комментирует закадровый голос самой Маши. Вот квартира в Лионе, где жили бабушка и дедушка, а вот она сама, маленькая девочка, которая слушает их странные сны: в отрывочных воспоминаниях они не то рассказывают, не то фантазируют истории, приведшие их в изгнание. Девочка всматривается в даль за порогом дома, и начинает различать контуры монастыря из Первого сна «Бега». Такое очень личностное восприятие накладывается на всю стилистику спектакля, превращая его в наивные фантасмагорические истории, без ностальгии, но с легким привкусом сдвига. Наверное, главная метафора спектакля –сдвинутый мир. Маша Макеефф еще и художница, и визуальный образ для нее всегда очень значим. Для « Бега » она придумала декорацию, позволяющую преврашения многочисленных мест действия « снов »: высокая стеклянная коробка с металлическими перекрытиями модулируется, как детский конструктор, становясь то монастырской колокольней, то вокзалом, то дворцом Главнокомандующего, то бедной эмигрантской коммуной Константинополя, впрочем довольно условного. Парижские сцены тоже играют все в той же стеклянной коробке, в одном из проемов которой элегантно вставлен витраж Эйфелевой башни стилизованный под Соню Делоне. Маша Макеефф говорит, что для нее « Бег »- это « Шагал и Малевич одновременно ».
В первых сценах все кажется карнавально- бурлескным. Бессмысленная карусель, в которою закручены все персонажи, включая абсолютно бурлескных монахов. Загадочная красавица Серафима (Ванесса Фонт)- не безвинная жертва, но обладает характером самым решительным, в ней есть что-то от Маргариты Николаевны, да и вообще вся линия ее отношений с Голубковым (Паскаль Ренерик) прочитываются сквозь призму «Мастера и Маргариты». Отчаянная Люська (великолепная Карилла Эльгриши) напоминает персонажей американского вестерна. Совершенно опереточный Чарнота. Хор серьезно выводит «Боже, Царя храни». И в следующем эпизоде все вместе под гармошку поют «Чебурашку».
Все сдвинуто. Реплики Голована, адъютанта Хлудова, поются прелестным голосом оперной певицы Эмили Пикте. Врангеля играет переодетая актриса, получается персонаж достойный, но странный. Хлудова играет очень интересный актер, Жофруа Рондо, обладающий редким даром трагического фарсера. Рондо сыграл Ивана Карамазова в недавнем спектакле Жана Беллорини, и тут в Бугаковском герое явственно проступает связь с Достоевским. У этого Хлудова, который, к слову, в спектакле стал морфинистом, карамазовская злая рефлексия на мир и самого себя доходит до надрыва, оборачивается жестокостью вызывающей. И, в сущности, преследующий Хлудова призрак убиенного им вестового, это тот же черт из галлюцинаций Ивана, не дающая покоя больная совесть.
В Констатинополе общий тон становится несколько серьезнее. Оказавшись в изгнании, даже Чарнота перестал был клоуном. Водевильная сцена игры в карты у Корзухина. Да и сам он –персонаж бурлескный. Серафима и Голубков вернутся в нафанзированную « вечную Россию », Хлудов застрелится, Чарнота растворится в эмигрантских Палестинах (Маша говорит, что Люська и Чарнота очень похожи на Ольгу и Георгия Макеевых, ее бабку и деда). Между тем, режиссер смотрит на кавалькаду русских изгнанников « Бега » без тремоло в голосе. И только в финале позволяет себе проявить к ним нежность: трагический надрыв изгнания выражается в финальном танце под польское танго, сочиненном Анжеленом Прельжокажем…Но вот что неожиданно: Маша Макеефф смотрит на «Бег» сквозь судьбу самого Булгакова и его пьесы, причем речь не идет о вопросе эмиграции, это было бы понятно, а об эпизодах Голубкова, арестованного белогвардейской контр-разведкой: сцены с угрозой пыток сделаны в традиции гиньоля, но сами подручные начальника конр-разведки (они же вешатели генерала Хлудова), явно напоминают чекистов НКВД, оказывающих давление на неугодных власти писателей « кнутом и пряником ». Так тема изгнания трактуется более широко – как внутреннее изгнание художника, которому мешают творить. Для Маши Макеефф именно эта тема изгнания, понимаемого в таком широком контексте, становится объединящей и для спектакля по Булгакову, и для дня 7 октября, посвященного Октябрьской революции и русским эмигрантам.
Из странного – одним из лейтмотивов этого очень музыкального спектакля становится песня «Чебурашка», которую актеры «Бега» поют при каждом удобном случае. Режиссер считает, что она стилистически очень подходит теме этих персонажей.
Наша справка. Маша Макеефф прославилась в 90- е годы как создатель (вместе с мужем, Жеромом Дешаном) театральной труппы »Дешьен »(Deschiens), давшей имя одноименному стилю простонародных юмористических скетчей. С 2003 по 2009 гг. Макеефф – художественный руководитель Théâtre de Nîmes. С 2011 руководит национальным театром La Criée в Марселе.