20-23 марта 2018 – Théâtre de la Villette, Paris; 29 марта 2018 – Grand Théâtre de Luxembourg
Спектакль грека Димитриса Папаиоанну под энигматическим названием « The Great Tamer »(Великий укротитель), показанный впервые этим летом в Авиньоне, сразу стал событием. С тех пор он объездил полмира и наконец добрался до Парижа. Папаиоанну во Франции почему-то относят к хореографии, хотя это скорее пластический перформанс, визуальный театр с элементами абсурдного цирка. В общем, жанр, сложно поддающийся формулировке, единственный в своем роде. Лучше всего было бы его назвать сюрреалистическим театром. Папаиоанну учился в академии живописи Афин, начинал как художник и рисовальщик комиксов. И строго говоря, этот полуторочасовой спектакль из поразительных живых картинок в исполнении 10 перформеров-танцоров-акробатов театр художника. Именно укоренность в изобразительном искусстве делает его работу визульно выразительной и узнаваемыемой. Эта узнаваемость картин великих мастеров, старых и новейших, заменяет нарратив, сюжет, позволяет передвигаться по лабиринту, рожденному его воображением, без других видимых ориентиров.
Сценография представляет собой наклонную плоскость, которая состоит из множества подвижных прямоугольников серого цвета, как неуложенный ламинат. Под верхним слоем спрятано чрево земли, беременной всякого рода чудовищами и преврашениями. В основе композиции мужчины в черных городских костюмах которые имеет тенденцию раздеваться до полной наготы, и рядом – голые тела, которые потом, наоборот, могут чинно обрядиться. Но сочетание останется. Контраст черного и обнаженного болезненно белого тела в блеклом освещении придает фигурам ощущение ирреальности, как на полотнах Эль Греко. А позы у фигурантов могут быть самые разные, от Андреа Мантеньи до Андре Дельво.
В качестве зачина спектакля сценка в стиле гэга: один в черном раздевается и устраивается на ламинате, под несуществующим солнцем, накрывшись простынкой. Тут откуда ни возьмись другой субъект походя поднимает ламинат- простынку от этого сдувает. Потом третий прохожий пластинку наоборот открывает, и простыня опят накрывает лежащего, наподобие савана. Повторяюшиеся действия из чисто комического гэга становятся метафорой случайности и закономерности в человеческой жизни, размышлением об индивидуальности и Другом. Дальнейшее предстает как цепочка пластических образов, навеянных живописью: преображая своих исполнителей, Папаиоанну легко складывает живописную картинку. В основном под музыку из «Голубого Дуная» Штрауса. Или под шумы, усиленные микрофонами. Вот космонавт застывают с фигурой обнаженного юноши, как в «Пьете». Вот группа в черном вокруг операционного стола изящно набросив фрезы становится вариацией картины Рембранта «Урок анатомии», только вырванными из трупа кишками тут же закусывают- уже из Босха.
Событий никаких нет – персонажи заняты ожиданием чего-то и предстоянием неизвестно перед чем. Много обнаженных тел, в основном мужских, – они скорее бесстрастны и лишены сексуальности, как на картинах бельгийского сюрреалиста Поля Дельво . Тела появляются из земли и исчезают туда же, в недра земли, в медленном и строгом ритуале: ритм движений этого вечного круговорота от смерти к возрождению рассчитан с виртуозной точностью, как в танце. Тут Димитрис Папаиоанну в самом деле хореограф. Части тела часто появляются фрагментарно, например руки, ноги, туловище, а потом судорожно пытаются сложиться вместе. В другом случае конечности скрыты, открытые части тела предстают взору словно осколки античной скульптуры. Человеческие тела становится полем битвы, уходит своим корнями в землю (потрясающий образ – человек отрывается от земли, и его ботинки обрастают корнями), соединяются в гибридные формы, создавая оптические иллюзии. Например, что-то вроде кентавра – существо составленное из обнаженных членов трех различных людей: мужчины подарили ему огромные ноги, а женщина – торс и голову. И это существо передвигается с края до края сцены. В другой сцене соединяются множество ног, образуя гусеницу. Тела бесконечно сплетаются друг с другом, образуя иногда сочетания прекрасные, но чаще -монструозные Круговорот превращений, своего рода вечный цикл метаморфоз, как в античных мифах, но с самоиронией человека 21-го века. Сюда же тонко вписывается сюжет из другого сюрреалиста, Беллмера, перемешавшего живое и механическое, но без свойственной последнему примеси ужаса. Метаморфозы Папаиоанну, даже самые макабрические, естественны и не лишены юмора.
Одна из самых ошеломляющих композиций, когда из земляного отверстия появляются нижние части человеческой фигуры, передки, образуя что-то в вроде входа в пещеру ( наиболее очевидная отсылка – картина Макса Эрнста « Les hommes n’en saurons rien »/Люди ничего не узнают). Из других видений останутся в памяти метатели стрел, которые таким образом засевают сцену пшеничными колосьями, Иногда посреди абсурдного цирка мужчин в черных городских костюмах (или без них), появляются гламурные богини, как эта женщина с головой- веером (опять Эрнста). В финале появится источник воды и игры с ней, а водные блики будут красиво отсвечиваться на черном небесном своде множеством красок.
О чем все это? Может быть, о хрупком равновесии человека, не то пылинки, не то тростника, не то пленника им же созданной тюрьмы. Вот с большими трудностями входит на сцену молодой человек на костылях, все тело которого зажато в гипсе. Другой перформер будет долго, по кусочку, сбивать с него гипс – вот одна нога, другая, вот шея. Вот торс, а вот уже освобожденный человек, с легкостью подхватив свой рюкзачок, убегает, забыв про костыли.
В финале на квадратике земли останутся лежать только кости скелета. Их не преминут быстро стряхнуть. Из праха в прах….
После Франции Димитрис Папаиоанну отправляется в Вупперталь: труппа Пины Бауш пригласила его на постановку. Все-таки хореограф?
Crédit photo: Julian Mommert