18 – 4 октября 2018 – La Monnaie, Bruxelles
Ромео Кастеллуччи закончил в Брюсселе работу над постановкой «Волшебной флейты» Моцарта. Он обещал, что зрители окажутся в веке Света (Lumières, Просвещения), но спектакль будет спорным, так как солнце-свет предстанет как аллегория добродетели, а солнце может быть и полезно, и опасно. Кастеллуччи дважды появлялся в Брюсселе, первый раз с постановкой «Парсифаля», второй раз – с «Орфеем и Эвридикой» Глюка, все действие которой проходило в больничной палате. На кровати лежала молодая парализованная женщина. Палата была настоящей в настоящем госпитале. Многое было заснято на видео: cценическое действие по сути состояло из видеозаписи ее существования, в которую вкраплялись сцены из оперы. Так что логично, что публика ожидала от новой постановки чего-то необычного. Оркестр под управлением Антонелло Манакорда, уже хорошо знакомого брюссельцам итальянского дирижера, арию Царицы Ночи исполняет восходящая звезда французской сцены сопрано Сабин Девьей (Sabine Devieilhe). И вот наконец долгожданная премьера -я побывала на спектакле в конце сентября. Режиссер обещал, что не собирается представлять очередную версию знаменитой оперы. Но он не спросил публику, чего ей больше хочется, неординарной «Волшебной флейты» или очередной версии оперы в постановке знаменитого мастера. Теперь по прошествии репетиционного периода, первых спектаклей и отзывов о них, думаю, что зрители проголосовали бы за очередную версию оперы. « Волшебная флейта »- прямая трансляция из Брюсселя (до 26/3/2019).
Итальянец Ромео Кастеллуччи –один из самых известных современных режиссеров, и регулярно будоражит театральный мир неоднозначными прочтениями классических пьес и опер, так что следовало ожидать, что «Волшебная флейта» обязательно удивит публику. Тем более, что еще на пресс-конференции он заявил, что у него очень личностное восприятие моцартовского шедевра. Очевидно, режиссер стремится уйти от рутины, увидеть в классическом произведении что-то новое, чего никто ранее не замечал. Но в поисках новизны он забывает об интересах публики. Итак, по порядку. Коснусь самого главного, а потом уже дам детали спектакля. В программе Ла Монне было указано: опера «Волшебная флейта» в постановке Ромео Кастеллуччи. После первых спектаклей, с последующим шквалом критики (дальше я приведу цитаты из некоторых статей) театр попросил бельгийского музыкального критика Мартин Мерже, тесно связанную с театром, написать отзыв о спектакле. Свою статью Мартин озаглавила » Волшебная флейта Моцарта в версии Ромео Кастеллуччи ». Но почему так не было указано заранее? Думаю, что руководство театра побоялось настораживать публику.
К сожалению, мало что осталось от «Волшебной флейты», как ее замыслили Моцарт и либреттист Шиканедер. Во-первых, были убраны все диалоги, и многие сцены потеряли смысл, так как их содержание, как и поведение героев, разъясняются в диалогах. Потому «Волшебная флейта» и называется зингшпиль. Возникло много неясностей. Иногда режиссер изменял последовательность сцен, но самое главное- партитура превратилась в звуковую кассету «Выбранные места из «Волшебной флейты», которая звучит во многих супермаркетах Европы. Если можно согласиться даже с перестановкой сцен, то уж никак с исключением диалогов. Все это касается первого акта.
Второй акт еще более шокирующий. Режиссер при участии своей сестры, Клаудии Кастеллуччи, переписал оперу. Вместо произведения Моцарта, переносящего нас в эпоху Просвещения, мы оказались в нашей эпохе и в нашем мире. От сказочности не осталось и следа, как и от таинственности масонских ритуалов. Вместо арий и дуэтов появились десять монологов пяти слепых женщин и пяти обгорелых мужчин (причем настоящих, не артистов). Кстати, все монологи звучали на английском языке. Почему? В каждой своей постановке Ромео Кастеллуччи « просвещает » публику о страданиях. Конечно в мире очень много горя, много болезней, несчастных случаев, бессмысленных смертей. Только непонятно, почему об этом снова надо говорить, да еще так настойчиво. Мы все с этим сталкиваемся. Я предпочитаю искусство, которое возвышается над обыденностью и над страданиями, такое, которое позволяет хоть на время от них отрешиться. Так зачем снова о них напоминать? К чему это приведет? Ромео Кастеллуччи так делает регулярно, в его постановках появляются слепые, парализованные, обгорелые, которые заменяют классических героев классических произведений. Когда-то в мою бытность в Нью-Йорке в середине ночи я оказалась в больнице. Скорая помощь меня привезла в госпиталь на 64-ой улице на восточной стороне Манхаттана, самом фешенебельном районе Нью-Йорка. В приемном покое я ожидала врача вместе с другими пациентами, кто- то был с рваной раной, около стены сидели два истеричных наркомана, у которых происходила ломка и им нужны были наркотики, недалеко от них черная мама с младенцем, которому было очень больно, и он ревел. Выглядело как «Ад» Данте. А если выйти на улицу, то увидишь выходящих из ресторанов или покидающих концертные залы дам в вечерних туалетах. Два разных мира сосуществуют в одном пространстве. Наверное, это испытал каждый человек. Я не совсем понимаю смысла представлять все это на сцене, тем более заменяя оригинальный текст либретто стенаниями новых действующих лиц. Получается иное произведение.
В первом акте какой -то образ моцартовской «Волшебной флейты» и сказочности сохраняется, хотя действие происходит в ватном царстве. Наблюдая за происходящим, невозможно было понять, кому принадлежат голоса. Тем более, что режиссер использовал прием двойников. Симметричная организация солиста и актера, имитирующих друг друга, используется в оперной режиссуре в течение последних нескольких лет. Во втором действии было иное произведение, на сцене царили новые герои, к ним добавились три молодые матери, у которых из пышных грудей выкачивали молоко, поступавшее по трубам в огромные ведра. Разговорные монологи тянулись бесконечно. Вот тут публика и начала покидать зал. К финалу появляются Тамино, Памина и другие герои оперы, и опера завершается традиционным оптимистическим финалом.
В первом акте Кастеллуччи (он же сценограф, автор костюмов и освещения) использует белые перья, павлиньи хвосты, редкие сказочные узоры, выполненные на белом фоне, много полупрозрачного светлого материала. Благодаря непрерывно струящемуся дыму движения героев и они сами кажутся размытыми. Их лица скрыты под белыми масками. Картинка завораживает кружевной, как бы нарисованной морозом на стекле, узорчатостью. Вокалисты и танцовщики, которые заполняют сцену, движутся, как будто исполняют придворные танцы времен Людовика XIV. Хореографические движения, поставленные бельгийкой Синди ван Акер, органично вписываются в сценографию. Также органично вписываются сами герои, одетые в костюмы 18 века, белые парики, камзолы, кринолины, башмаки. Они танцуют на фоне непрерывно движущихся, сотворенных компьютерами сложных, струящихся фигур, которые создают поразительную декоративность. Для создания этих фигур Кастеллуччи пригласил швейцарского архитектора и инженера Микаэла Хансмейера. Его творения перенесли действие в Рай в барочном оформлении. Тут усилились живописные, зрительные эмоции, эстетизм, вычурность. Это своего рода ледяной балет. Изощренная красота первого действия, ассоциирующаяся с Веком Просвещения (по-французски Lumières, то есть дословно « век Света », и режиссер играет с этим первым значением слова), контрастирует с аскетизмом второго акта, действие которого происходит в веке нынешнем. По своему Кастеллуччи передал дуализм произведения Моцарта, противопоставление мира Зарастро и мира Царицы Ночи.
Во втором акте, поскольку действие перенесено в наше время, герои одеты в современные костюмы. Пустая сцена разделена на две части, слева шесть слепых женщин, справа шесть мужчин- жертв пожаров, все они рассказывают свои истории. Опосредованно их истории связаны с предстоящими Тамино и Памине испытаниями, которые им нужно преодолеть, если они хотят соединиться и войти в храм Зарастро. В течение происходящего над сценой появляется бегущая строка с английскими фразами. Примеры: «Времени нет, есть периодичность,» или «Благодаря глазу мы видим внутреннее время.» Звучит довольно помпезно.
О музыкальной составляющей можно сказать немного. Главное, что подбор солистов был безупречным. Партию Царицы Ночи исполнила восходящая звезда французской оперной сцены Сабин Девьель, обладательница серебристого высокого сопрано. С большой уверенностью она исполнила знаменитые арии, оставив длящееся впечатление волшебства. Оркестр под управлением итальянского маэстро Антонелло Манакорда звучал мягко, нежно, бархатно, позволяя хоть на время окунуться в волшебную атмосферу.
Я сожалею, что Папагено (исполнитель – австрийский баритон Георг Нигл) лишили его разговорной партии, так как юмор перепалки между Папагено и Папагеной снижает уровень напряженности отношений между Зарастро и Царицей Ночи. Потому их диалоги чрезвычайно важны. Но, очевидно, они мешали Кастеллуччи, поэтому он их свел к минимуму. Хочется отметить другое – я посмотрела на огромный список техников, видео артистов, звукорежиссеров, актеров-любителей, инструкторов и инженеров архитектурного бюро и других подсобных служб. Предполагаю, что эта постановка обошлась дороже, чем несколько других. А мы постоянно слышим от Питера Де Калуе (Peter de Caluwe), директора Ла Монне, что театр находится в трудном финансовом положении. Так зачем нужно устраивать такие затратные спектакли?
Приведу примеры отзывов в прессе. Стоит учесть, что европейская пресса довольно сдержанная, и относится с уважением к различным проявлениям неадекватных спектаклей, но в данном случае вежливость была забыта. Газета «La Libre Belgique» опубликовала отзыв о спектакле под заголовком: «Путешествие в страну скуки.» Кристиан Мерлeн из газеты «Figaro» написал: «Мы надеялись насладиться эстетизмом в первом акте, но нашли скуку. Мы надеялись растрогаться гуманизмом во втором акте, а нашли неестественность». Николас Бланмонт из газеты «Le soir» написал: «Проблема Ромео Кастеллуччи заключается в том, что вместо того, чтобы проводить адаптацию постепенно, он решил все разрушить на пути к осуществлению своей концепции».
Я тоже оказалась в затруднении, так как не знала, чье произведение мне нужно комментировать – Моцарта или Кастеллуччи. Но если я собираюсь говорить о произведении Ромео Кастеллуччи, то скажу главное: мне было скучно во время первого акта и неприятно во время второго. Я не открыла для себя ничего нового и вышла из театра в мрачном и унылом настроении. Из творения Кастеллуччи я так и не поняла связи между Царицей Ночи, Зарастро и Моностатосом. Но что бы ни писала пресса, для Ромео Кастеллуччи не имеет значения. Он ставит для себя, и только для себя. Эта постановка – черная дыра, которая вобрала всю энергию от публики. И разрушение оперы, как «Черный квадрат» Малевича- разрушение живописи.
Сrédit photo: La Monnaie, Bruxelles