14-25 мая 2020 – Festival de Cannes

Кантемир Балагов два года спустя после многообещающего дебюта вновь вернулся в Канны в программу «Особый взгляд» Его новый фильм «Дылда» (Beanpole) подтверждает, что перед нами самобытный художник, а не просто ученик великого Сокурова, попавший в волну. ( Приз FIPRESCI и награда как лучшему режиссеру в секции « Особый взгляд »).

Здесь Балагов обратился к исторической тематике, но история двух фронтовых подруг, вернувшихся в Ленинград в 1945, в  первую послевоенную осень, сочинена им в  стиле, который был заявлен уже в « Тесноте » – очень интимный портрет в интерьере времени. Если сформулировать фильм коротко – это попытка преодоления посттравматического синдрома, причем не только для этих двоих выживших, но для всех – для города, для страны, для народа. Будни огромного военного госпиталя и крошечной комнаты коммуналки, где живет героиня. Что соединяет эти два пространства? Внешнее и внутреннее? Ощущение общей связанности,  попытка спасения через потоки взаимного тепла, душевности, которые еще способны передавать друг другу люди. Потому что выжившие – не означает живые. Здесь все наполовину мертвые. И прежде всего девушка по прозвищу « дылда », долговязая бледная медсестра Ия, в результате контузии постоянно впадающая в столбняк. Кажется, все, что она делает, выполняется механически, кроме отношений с маленьким сыном, но и этой идиллии не суждено длиться долго.  Но если у Ии смерть проявляется в заторможенности, у вернувшейся с фронта бойкой рыжеволосой красавицы Маши – в излишней активности. Уйти от горя,  как угодно забыться, пробиться к новой жизни. Опустошение внутри себя не менее страшно, чем снаружи – в послеблокадном городе. Весь фильм  в сущности может читаться как метафора – все искорежено, и не только фасады домов и судьбы, сломаны все чувства и чувствования, даже физическая близость принимает странную форму навязанного насилия.

Парадокс Балагова в том, что фильм о травмах войны, о скорби,  он в конечно счете наполняет ощущением света. Достигается это прежде всего благодаря крупным планам – студентка ГИТИСА Виктории Мирошниченко в роли Ии и выпускница ВГИКа Василиса Перелыгина-Маша своим интенсивным присутствием словно раздвигают рамки кадра, вторгаются в нашу заэкранную жизнь.  Две несостоявшиеся жены, две сестры, две подруги, пытаются спастись друг через друга.  Камера снимает их лица, как женские портреты с картин старых мастеров (оператор Ксения Середа), на которых Маша могла бы быть представлена девой-воительницей, а Ия – непостижимой мадонной. Богоматерь скорбей, раскинувшая свой покров над  измученным городом, принимает облик этой долговязой молчальницы, лишенной внешней женственности, этой тихой страдалицы, несущей свет.

Все, или почти все аутентичное, рассказывают нам создатели картины в пресс-релизе: снимали в Петербурге, где были выстроены декорации улиц,  с  трамваями и автомобилями 40-х, взятыми из музеев, с воспроизведением эпохи в малейших деталях,  вплоть до шприцов и елочных украшений из ваты в сцене празднования Нового года в больнице. Но аутентичность словно взрывается изнутри взглядом режиссера   – не серая или черно-белая палитра эпохи,  ярко -красный и зеленый – цвета, которые выбрал Балагов  для своих героинь. Зеленые обои, красный свитер,  изумительного изумрудного цвета платье  Маша для решающего свидания, перебивают остальные и остаются в памяти.  Странно искусная палитра для военного фильма открывает прочтение на ином, символическом уровне – как возможное преодоление смерти через цвета жизни. «Дылда» – это долгая дорога возвращения к  жизни: страстной путь и  мерцающий свет Спасения. 

На этом фоне единственно привнесенным элементом кажется сцена в номенклатурном особняке родителей  жениха Саши, слишком  из сегодняшнего дня, из быта нуворишей нынешней госсистемы. Некоторую натяжку происходящего не спасает даже участие Ксении Кутеповой в роли Хозяйки дома.