22 мая- 6 июля 2019 – Espace Cardin/Théâtre de la Ville; 12-13 июля -Festival de Almada, Lisbonne; 21-22 июля 2019 -Festival de Barcelona; 13 апреля-14 мая 2023 -Espace Cardin/Théâtre de la Ville
Впервые после триумфа «Взгляда глухого» в 1971 году, с которого началась его слава, Боб Уилсон вернулся в Espace Cardin . Его новый опус, «Мари сказала, что сказала» (Mary Said What She Said), пьеса-монолог американского драматурга Дэррила Пинкни (Darryl Pinckney) поставлен на Изабель Юппер. «Мари…» очень похожа на два других парижских спектакля Боба с Изабель Юппер, поставленных в Одеоне – «Квартет» Хайнера Мюллера (2006) и«Орландо» (1993) . Кстати, монолог Орландо, по роману В.Вульф, был адаптирован для сцены тем же Дэррилом Пинкни, (к слову, вообще постоянным соавтором многих спектаклей Уилсона). Первое впечатление – дежа вю: извечный рафинированный минимализм, коллаж из обрывков повторяющихся фраз, бессвязных мыслей, закадровых голосов. Сюита скульптурных поз. Замедленное действие. Как маркиза де Мертей в «Квартете». Как Орландо. (Правда, новая героиня – Мария Стюарт, в отличие от этих последних, предстает не в профиль, а почти всегда в фас, или еще спиной к залу). Но все это не мешает вновь на полтора часа попасть под магическое очарование стиля великого американца и феноменальной актрисы Изабель Юппер.
«Мари сказала, что сказала» – монолог Шотландской королевы Марии Стюарт перед неминуемой смертью. Oсколки воспоминаний ее жизни, без видимой связи, зарифмованые рефренами: катастрофы, предательства, праздники при французском дворе, мать, возлюбленные, мужья, сын, танцы, прощальное письмо королю Генриху де Валуа, родственнику и последнему другу. Лента жизни прокручивается всполохами накануне казни, приказанной другой королевой и соперницей, – Елизаветой Английской.
На фоне красного велюрового занавеса – заставка: золотая рамка, внутри которой крутится вокруг собственной оси собачка.«Ты насмехаешься надо мной. Потому что я глупая»,- комментирует в финале голос на английском. Дурацкая шутка в духе Хармса, которого Уилсон ставил, и с успехом.
Пустая сцена ограничена двумя геометрическими линиями неонов и белым световым задником. Изощренная игра света, присущая стилю Уилсона, здесь практически сведена к блеклому белому и его вариациям, цвету отсутствия и смерти, возможно это и есть ментальное пространство обреченной Марии Стюарт. Единственный аксессуар, который иногда появляется рядом с королевой – белый бальный башмачок- воспринимается как арт-объект.
Спектакль состоит из трех частей, которые условно можно назвать парадоксальным восхождением из небытия. В первой части мы видим только женский силуэт на фоне светового задника- то ли театр теней, то ли неодушевленный автомат из музыкальной шкатулки. Актриса практически неподвижна. Совершенно искусственные модуляции голоса на фоне излишне громкой пафосной музыки. Бесконечно повторяющийся скороговоркой текст, еще и дублируется фонограммой – к смыслу высказываний пробиться почти невозможно.
Во второй части Мария Стюарт словно начинает оживать. Теперь виден не только абстрактный силуэт, но вся фигура королевы. Длинное тяжелое платье. Парча на кринолине. Высокий воротничок-фреза. А лица не видно. Мария Стюарт возвеличена и далека, как парадный портрет. Гордая королева, презирающая смерть. Монолог здесь как звуковой поток или музыкальное высказывание: престиссимо, престо, форте, пьяно, аллегро, крещендо-декрещендо. И повторы. Хореография движений почти хаотичная, если бы все не сводилась к линиям, пусть изогнутым. Движения как своего рода транс. Холодная атмосфера преодолевается чувственной и даже излишне романтической музыкой Людовико Эйнауди (Ludovico Einaudi) – так и в голосе сквозь механическую абстрактную интонацию иногда прорывается живая лирическая нота. Спектакль Уилсона – это всегда игра, чисто эстетическое наслаждение для глаз и слуха, почти неподвластное эмоциям. Но здесь, в отличие от других работ американца, эмоция проскальзывает – в звучащих как рефрен лирических возгласах -воспоминания о трех Мариях, фрейлинах, назначенных ей матерью, и сопровождавших всю жизнь, о возлюбленном Джеймсе, о сыне. Сквозь геометрический рисунок и формалистский балет языка и движений проскальзывают отблески трагической судьбы.
Третья часть – все то же самое. Но теперь освещено и лицо Изабель Юппер. Словно она наконец воплотилась. Иногда лицо застывает в экспрессионистском крике, излюбленном приеме Уилсона. Но главное здесь – хореография, которая выстроена как движения по диагонали. Механистичные движения и повторы, скупой жест становятся также выражением неистовости и ненависти, участвует в построении фигуры судьбы. Театр Уилсона часто называют театром художника, визуальных образов. Хотя в балетном мире его считают хореографом – исполнители входят в его спектакли, как в партитуру танца, а сам спектакль строится как хореография. «Мари…» – еще одно тому подтверждение.
Формальный эстетизм спектакля безупречный. Но Уилсон словно не в состоянии поставить точку. Несколько финалов, бесконечно повторяющих текст Пинкни, но так, что смысла уже не разобрать, начинают раздражать. Зритель потерян и уже откровенно скучает. Тем не менее в конце неистово аплодируют перформансу актрисы – Изабель Юппер единодушно коронована «королевой сцены».
Crédit photo:Lucie Jansch