28 июня-13 июля 2022– Opéra Bastille

« Фаустом » Шарля Гуно дебютировал  в Парижской Опере известный немецкий режиссер Тобиас Кратцер/Tobias Kratzer . Во время локдауна спектакль был записан для прямой телетрансляции из Opéra Bastille 26 марта 2021.  Летом 2022 Парижская Oпера возобновляет постановку Кратцера.  40-летний  Тобипс Кратцер, который по нынешним меркам все еще числится в молодых, уже  составил себе серьезную репутацию в мире оперы, в особенности после удачной авантюры по актуализации « Тангейзера » в святая святых Вагнера, в Байройте (см.рецензию). Немецкий журнал Opernwelt, одна из самых престижных премий в музыкальном мире, объявил его лучшим режиссером года в 2019- 2020. 

Лирическая опера Гуно сочинена по первой части « Фауста »: пакт с дьяволом, душа  за возвращенную  молодость,  любовная история, в центре которой – образ грешной и спасительной возлюбленной Фауста, вечно прекрасной Маргариты.  Кратцер, рассказывает, что в « Фаусте »  Гуно его поразило неоответствие с немецкой традицией, в которой  герой Гете – в вечном поиске смысла бытия стремится как можно полнее прожить каждое мгновение отведенного ему времени, а во французской – всего лишь одержим  молодостью. Впрочем, добавляет Тобиас Кратцер, это кстати: сегодня комплексом Фауста- поиском вечной молодости, одержимо все общество. Получился « Фауст » актуальный и очень французский: помимо  троицы, любовники и Мефистофель, четвертым главным персонажем становится город Париж.  Не средневековый- сегодняшний. Типично парижская  буржуазная квартира доктора Фауста, разрез многоквартирного дома Маргариты в предместье, где живет народ попроще,  тривиальный вход в подъезд – вместо роскошного сада, вместо  кабачка Ауэрбаха – баскетбольная площадка, где тренируются  мультикультурная молодежь с тренером Валентином, братом Маргариты, и собирается он отсюда не на войну.  

Еще есть модная дискотека, где Фауст встретит Маргариту и зрелищные, на грани кича, видеопроекции города, в которые вписаны персонажи оперы: метро, кабинет врача, наконец, небо над ночным Парижем, где подобно персонажам из фэнтези летают сплоченные пактом сотоварищи ( конечно, не совсем понятно, как подвешенные на канатах исполнители вписывались в видеопроекции, если смотреть  из зрительного зала, а не на экране компьютера- как откровенный цирковой трюк? провокация?) .

Клиповый монтаж и всегда пустынный  город – вот Фауст и Мефистофель пролетая над Собором Парижской Богоматери, останавливаются возле горгон, чтобы поговорить о вечном, и даже не прочь пошалить – именно от окурка сатаны случился знаменитый пожар. В Вальпургиевой ночи проекция видео полицейских, неспешно гарцующих на узких улочках вдоль Сены,  сменяется бешеным галопом инфернальных всадников, Фауста с дьяволом, « одолживших » лошадей у сильно удивленных служителей порядка.

Роль Фауста режиссер разделил на две ипостаси – стареющего любителя наслаждений  играет харизматичный драматический актер Жан-Ив Шило/Jean-Yves Chilot, молодого  поет знаменитый французский тенор  Бенжамен Берхейм/Benjamin Berheim .

На увертюре, которую можно было бы назвать утро старого денди, взору открывается пространство гостиной после ночного кутежа, Фауст ищет нежности  возле заснувшей на диване модельной  красотки, но та довольно презрительно дав ему понять, что он  может рассчитывать только на  платные услуги, исчезает.  Пока на сцене Жан-Ив Шило переживает  драму униженного мужского достоинства, его двойник  Бенжамен Бернхeйм поет у авансцены первую арию Фауста. После пакта с Мефистофелем, певец и актер просто поменяются местами.  Но не навсегда. Дело в том, что превращение не необратимое, Фауст в любую минуту может  потерять молодость, ее нужно накачивать снова и снова дополнительными дозами, которые  Мефистофель отмеряет,  подобно опытному наркодилеру. Поэтому несмотря на внешнее омоложение новый Фауст не обретет присущий юности драйв, романтическую энергию молодого любовника. Которая есть сполна у дьявола –  в  центральной сцене ночного свидания  Мефистофель подменяет вечно слабого, неуверенного в себе героя: после любовного  дуэта с Фаустом  чувственная магия, созданная богатым воображением Маргариты,  достигает накого накала, что она  словно в трансе встречает вернувшегося возлюбленного, так и не открыв глаз и не обнаружив подмены. Подмену обнаружат зрители в следующем эпизоде –  пока врач на сцене с  предельным натурализмом будет зондировать огромный живот уже беременной Маргариты, на сценой  повиснет увеличенная эхография зародыша с рожками.

Мефистофель (американец Кристиан ван Хорн/Christian Van Horn) – импозантный элегантный мужчина средних лет  с длинными волосами, по признания Кратцера, навеян литографиями Делакруа, так же как, отчасти,  две сцены полетов над ночным Парижем. Мефистофеля  часто сопровождает свита сподручных – черных юрких человечков.  Не столько дьяволят, сколько клерков.  Все здесь мелко,  лишено глубины, как плоская картинка,  и  знаменитая мощная ария Мефистофеля « люди гибнут за  металл » звучит в этом контексте как вставной концертный номер заезжего гастролера. От старой романтической традиции, заряженной мощной энергией  противопостояния добра и зла,  только и остался, что Мефистофель. 

В интимистском спектакле Кратцера практически отсутствуют массовые сцены и явно не акцентирована христианская проблематика. Масштабная хоровая сцена в храме перенесена в   парижскую подземку, в длинный пустой вагон, снятый искривленной оптикой-  снедаемая страхами беременная Маргарита брошена в самое чрево мертвящей адской  машины, своего рода лабиринт ужасов подсознания, где единственный спутник как раз Мефистофель,   дьявольский внутренний голос помутившегося разума. 

Сложные актерские задачи только у двоих – у Маргариты и у Фауста-актера.  Маргарита – албанское сопрано  Эрмонела Яхо/ Ermonela Jaho не  традиционная невинная белокурая  Гретхен немецкой традиции,   но темпераментная  молодая женщина, по типу – испанка. Одинокая, красивая, с множеством внутренних комплеков, она именно жаждет любовной истории. Ее Маргарита восходит к любви,  страдает, мучается муками совести.   с интенсивностью проживая каждое мгновение своего сценического действия.  Рядом с ней  Фауст   Берхейма – фигура условная. Химера любви – мог быть он, а мог быть и другой. Вот, например,  тщедушный  занудный очкарик Зибель (Мишель Лозье/Michèle Losier),  почти карикатурный, всю дорогу вызывающий жалость, этот совсем не романтический герой оказывается единственно способным на высокий поступок. Режиссер радикально меняет финал – Маргарита спасена не верой и страданием, а любовью Зибеля: в момент когда черти приходят забрать душу Маргариты, он жертвенно занимает ее место.  Маргарита не возносится, но остается жива – рядом со своим  Фаустом, правда, вновь ставшим  таким, как он есть на самом деле, – растерянным, не очень молодым, не очень вирильным, но, кажется, так нуждающимся в  ней (финальная сцена рифмуется с началом- опять та же квартира парижского денди, но только пустая).  Смогут ли эти двое договориться без Мефисто – вопрос остается открытым. Кратцер намеренно разрушает вертикальную структуру финала Гуно, финальный апофеоз преображения заменен  горизонтальной мизансценой двух брошенных в  пустом – во всех смыслах – пространстве человеков.  Возможно, увиденная на сцене, вживую, а не в записи, постановка Кратцера будет смотреться по другому – но вот то, что увиделось на экране монитора. Остается добавить, что оркестр Парижской Оперы под руководством 30-летнего швейцарского дирижера Лоренцо Виотти/ Lorenzo Viotti – одно из главных составляющих успеха нового « Фауста ».

 

Crédit photo: Opéra de Paris