7 января – 20 февраля 2022 – Odéon-Théâtre de l’Europe; 6-16 сентября 2022 – TNP, Lyon
«Вишневый сад» в постановке португальского режиссера Тьяго Родригеса/Tiago Rodrigues, спектакль открытия Авиньонского фестиваля 2021 года, играют в Одеоне-театре Европы. То, что на огромной сцене Папского замка терялось, вызывало растерянное недоумение критиков, в традиционном театре как-то полностью сложилось. А после пафосного, из картона и нафталина, « Вишневого сада » в Комеди-Франсез (постановка Clément Hervieu-Léger) этой же зимой, Чехов Тьяго Родригеса, худрука Национального театра Лиссабона (и,кстати, будущего директора Авиньонского фестиваля), особенно поражал своим живым дыханьем, раскрепощенной свободой.
Распахнутое в глубину пространство сцены, где все действия пьесы соединены вместе как в съемке одним планом. И этот единый кадр представлен как искусная театральная машина: на подмостках расставлены зрительские кресла из старого амфитеатра Папского замка, вместо вишневого сада – высокие канделябры немного в стиле Art Nouveau, с подвешенными люстрами из хрусталя, самых разных эпох. Приезд Раневской поставлен как прибытие семейного каравана с рок-музыкантами, почти мюзикл, горько-сладкая легкомысленная мелодия, которую исполняет дуэт португальских рок- музыкантов, гитарист Хелдер Гонсалвес и певица Мануэла Азеведо. « Мы вернулись сюда навсегда, с возвращением, с возращением» – этот рефрен (слова песен от самого Родригеса) потом прoпевают, с интонацией своего персонажа, по очереди все актеры.
Блестки на платьях, нарочито кричащие цвета костюмов, как желтая блузка с бирюзовыми брюками Раневской, –настроение легкомысленное, конец эпохи празднуют с какой-то карнавальной свободой и чрезмерностью. Для Тьяго Родригеса «Вишневый сад» – пьеса перемен. «С юности я привык читать ее как пьесу о смерти, а теперь, в опыте двух последних лет, вдруг увидел близкий нам всем мотив сметения умов перед абсолютной неопределённостью будущего, пьесу времени перемен. Темпо- ритм «Вишневого сада» сегодня я бы определил как allegro vivace ». «Вперед, друг, вперед, нас ждут перемены», – этими словами из музыкальной заставки португальского дуэта начинается второй акт. Трагическая героиня в комической пьесе ,- говорит о Раневской Изабель Юппер Родригес. «Как и трагической героине, ей больше не на что надеяться, тогда как другие еще надеются на возможное спасение. В ней есть радикальная ностальгия и радикальное прощание – с детством, со своей эпохой, с этим миром. Но мне кажется, эта аристократка, совершенно глухая к предупреждениям о банкротстве, трагическая пленница исчезающего мира, одновременно не только жертва, но и проводник перемен. В ней есть отстранение, присущее с самого начала истинно трагическим героиням, она все знает о пьесе, в которой ей дано играть роль. И она знает, что развязка неминуема. Ее маленькая история и ее потеря должны произойти, чтобы большая история могла свершиться. То есть она и другие живут как бы в разном времени». Изабель Юппер с какой-то последней простотой, веселым отчаянием передает и эту отчужденность от происходящего, и эмоциональную пластичность Раневской: за почти водевильным легкомыслием вибрирующая, как натянутая струна, душа.
Вокруг Раневской- Юппер развертывается хоральная пьеса. У каждого персонажа в хоре – свой неповторимый голос. Чтобы еще подчеркнуть это, режиссер собрал актеров разных рас, возрастов и театрального опыта. Лопахина, Варю и Аню и Гаева играют чернокожие актеры и актрисы. Но это как раз тот случай, когда такое распределение почти не вызывает дополнительных вопросов и не несет специальной смысловой нагрузки. И вряд ли стоит прочитывать монолог Лопахина как напоминание о колониальном прошлом, при том, что Гаев, изнеженный барин, аристократ, влюбленный в красоту, здесь тоже не европеец(Алекс Дека/Alex Descas).
Лопахина играет Адама Диоп/Adama Diop – очень органичный актер с комическим дарованием. Поэтому изначально располагает к себе, почти трогательный, когда в сердцах восклицает – «вишневый сад мой». Это не разгул грубого варвара (так играет Лоик Курбери в Комеди-Франсез), а почти детская наивная радость, так ребенок радуется, получив неожиданно давно намечтанную игрушку. До этого он с комическим упорством пытался навязать обитателям Сада свою идею спасения через дачный рай. «Наши внуки и правнуки увидят здесь новую жизнь…»- Лопахин произносит этот текст как лирический монолог, с убежденностью такой светлой, что почти впервые хочется верить – а может быть? Заметим, что именно исполнитель Лопахина становится в спектакле своего рода голосом от театра, после конца третьего акта Адама Диоп обращается к залу : «Здесь можно было бы и закончить, но… Чехов написал четвертый акт». В этой комической чересполосице есть одна потрясающая трагическая сцена. После слов Лопахина «Я купил» Изабель Юппер, как в прострации, оседает возле одного из канделябров, и так остается, неподвижная и безмолвная, под звуки бесконечно повторяющейся одной-единственной ноты электрогитары, звучащей вдруг как звон колоколов, посреди всеобщей суеты и накладывающихся друг на друга голосов: все остальные под присмотром нового хозяина освобождают сцену от всех аксессуаров и мебели, от материального присутствия старого мира.
Четвертый акт играют очень быстро, с легкой грустью, но без патетики. Да, будут строить дачи, но и это тоже движение жизни, «потому что все подвержено изменениям, все меняется » (как поет Мануэла Азеведо во втором акте. на слова Родригеса). И Раневская -Юппер уезжает в Париж, унося с собой боль утерянного вишневого сада, но вовсе не смерть от его потери.
В конечном счете, пьеса Чехова у Родригеса складывается как сценический текст. Каждый акт заканчивается обрывом, деконструкцией пространства, Движение к финалу проходит также через передвижения акссесуаров и тел: все персонажи постоянно присутствуют вместе, в одном пространстве, перемещаясь на первый план, на задний или вне кадра. Мозаика судеб, диалогов, все расколото, фрагментарно. Много актерских импровизаций. Аккорды Епиходова «Ду- ня -ша» на мотив Брассенса в исполнении бельгийца Тома Аджиби превращаются в отдельное интермеццо. Шарлотта – великолепная, гротесковая клоунесса в исполнении португальской актрисы Изабель Абреу. Сцена праздника третьего акта представлена как «химерический бал», ритмические движения на месте под аккомпанемент гитары. Танец зачарованных. Или шаманское бдение в ожидании События.
Фирс Марселя Бозонне, знаменитого актера и в свое время даже директора Комеди-Франсез, – нелепый красивый старик, своего рода дух старого дома и немного – старой театральной эпохи тоже. В его смерти ни пафоса, ни трагедии – все когда- то кончается на этой земле, все имеет свой конец.
Credit photo: Christophe Raynaud de Lage – Festival d’Avignon