8- 19 марта 2022 – Théâtre 14, Paris
«Una Madre»/ « Мать » режиссера Амаи Сарасени/Amahi Saraceni – одновременно инсталляция и театральный спектакль по мотивам пьесы ирландского драматурга Колма Тойбина / Colm Tóibín «Завет Марии». Спектакль завораживающий, странным образом разрывающий нарратив довольно поверхностного текста Тойбина. Я видела эту работу год назад – во время Парижского локдауна 2021 года изредка проходили показы спектаклей для прессы. Но официальная премьера пришлась на март 2022, и теперь вдруг оказалось, что темы этой «Матери» перешли из абстрактной постмодернистской игры в самую что ни на есть плоть и кровь реального мира: Сарасени переносит дискуссию от чисто религиозной проблематики к вопросу о беженцах, искусственному формированию «идолов», к рушившемуся на глазах миру.
В пьесе Мария, спрятанная последователями сына вдали от мира, излагает свое свидетельство о жизни и смерти Иисуса, и это очень личностное свидетельство («я состою из воспоминаний также, как из плоти и крови»), не во всем следует канону. Евангельские истины, отраженные в восприятии Марии, перестают быть абсолютными и наполняются сомнением. Сомнению в тексте Тойбайна подвергается практически все: божественное происхождение сына, (всякий раз, слыша об этом, Мария недоуменно улыбается), чудеса в Кане по превращению воды в вино: «не знаю, может быть я просто в суматохе праздника не заметила, как кто-то принес наполненные вином кувшины»). И даже воскрешение Лазаря кажется ей сомнительной благодатью: он только внешне вернулся в мир живых, внутренне же остался совершенно мертвым, отсутствующим. И зачем было только его мучать, резонирует Тойбин устами Марии. В тексте пьесы еще много таких пассажей, но не хочется пересказывать графоманскую фантазию, смысл которой сводится к тому, что был ли Иисус Сыном Божьим, не был ли, в любом случае, зря он искупил грехи людей «я вам скажу: они того не стоили. Они того не стоили».
Спектакль построен как контрапункт к тексту пьесы, на первый план выводится не другая трактовка евангельских событий, а два побочных мотива. Первый, механизм создания идолов – никакого почтения к ученикам сына, которых она считает проходимцами и «бандой тронутых»: «я была там, и я сбежала, прежде чем все кончилось, но если вам так нужны свидетели, то я – свидетель»). Второй – жизнь в изгнании: тексту пьесы предшествует пролог, в котором итальянская актриса Виттория Сконьямильо/Vittoria Scognamiglio на неаполитанском диалекте рассказывет – очень эмоционально- о своем переезде из Неаполя во Францию в 1980 ( на это накладывается история самой Сарасени, попавшей в Париж в том же году из Аргентины). И уже от этой своей личной истории переходит к истории матери Христа. Виттория Сконьямильо напоминает героинь из народа итальянского неореализма. Дева Мария тоже становится народной героиней. Но кадр, в котором происходит действие спектакля, – абсолютно условный и сюрреалистический.
Сцена представлена как пространство музыкальной инсталляции из десяти пересобранных пианино, соединенных натянутыми, почти невидимыми струнами, отсылая одновременно к актуальному искусству и какой-то глубинной архаике. Внутри инсталляции будет существовать уникальный танцор-перформер. Это Алвисе Синивиа/Alvise Sinivia, композитор и изобретатель сюрреалистическим музыкальных инструментов. Его танцующее тело, прикасаясь к натянутым струнам, словно все целиком превращается в смычок, который извлекает звуки из окружающего пространства. А сами струны – словно нити, связующие то самое бестолковое человечество, которому подарен был завет.
Смысл инсталляции, как объясняет Синивиа, – дать плоть звуку через создание резонансных тел. Ни на что не похожие странные звуки, словно пришедшие из других миров, некий трансцендентный фон для сочного, в духе неореализма, рассказа о матери по имени Мария. Беженки, par excellence, от этого мира.
Crédit Photo: Roberta Verzella