12-27  апреля 2022  – Odéon-Théâtre de l’Europe, Paris;  15-16 июля 2022 –  Teatro Nacional Dona Maria, Lisbonne 

Одно из событий этого Парижского сезона, довольно богатого на театральные события, чрезвычайно оригинальная  постановка Северин Шаврие/Séverine Chavrier Они нас забыли/Ils nous ont oublié, свободная адаптация романа австрийского писателя  Томаса Бернхардта «Известковый завод» (1970).  Спектакль, вслед за романом,  выстроен как расследование, которое раскручивается обратно от убийства к истокам. Но в конечном счете не очень понятно,  почему произошло убийство.  Хотя это и не так важно, потому что настоящий сюжет спектакля  – как выжить рядом с Другим?

Конрад, персонаж, от лица которого ведется рассказ в романе Бернхардта, 20 лет  путешествует по миру с любимой женой, хотя главный смысл жизни видит в написании своего трактата – о свойствах слуха.  Для творческого уединения он выкупает у родственника заброшенный известковый завод, переезжает туда с женой, уже больной, практически прикованной к инвалидному креслу; втайне от последней реконструирует здание, «все упростив» и с маниакальной последовательностью полностью изолируется  от внешнего мира; однако, ничего написать он так и не способен, текст трактата не сдвигается с мертвой точки – главное препятствие к осуществлению Конрада в нем самом. Остается почти бергмановский ад супружеской пары, накрепко связанной отношениями неразрывной любви-ненависти и параноидальная рефлексия героя о том, что происходит – все вокруг, как ему кажется, сговорились, чтобы мешать его творениею.  В ночь на Рождество он убивает жену из карабина. Все действие спектакля, как и романа, развертывается как серия flash-back с момента убийства к началу, когда Конрад поселяется в этом заброшенном доме в австрийских Альпах. Фрагменты рассказа, лишенные временной последовательности, объединены лишь местом действия.

У Бернхардта дом, как символ клаустрофобии, как навязанное Другому страдание, – один из главных персонажей романа. Северин Шаврие, худрук Орлеанского театра /CDN Orléans, следует автору буквально.  Посреди сцены павильон. Обычная коробка – но у Шаврие она  становится ментальным пространством психоза, изоляции: деформированному  миру и синкопной стилистике Бернхардта  соответствует искривленное  деконструированное пространство дома, которое полностью создается через видеоизображения. Видеоизображения, в основном черно-белые, складываются из установленных повсюду камер наблюдения (блуждающая, словная подглядывающая камера, способная  выхватить фрагменты ощущений и воспоминаний), это своего рода коллаж из  смонтированных записей. Крупные планы действия, -например, комната Мадам в инвалидном кресле, накладываются  на другой фрагмент той же комнаты, на  узкий, словно зажатый со всех сторон коридор,  на  подвал – условную преисподнюю, она же мастерская Конрада. Эстетика клаустрофобического пространства, в котором, трудно дышать, определяет физиологию восприятия  почти обморочную.

Справа от  павильона и в глубине сцены, за ним,  обозначена условная  природа Альп (сценография Луиз Сари/Louise Sari) – песок, несколько сосен (черные тени от деревьев время от времени также вторгаются в видеопространство), вышка, с которой Конрад наблюдает за округой, чучело оленя.  Здесь же расположен  оркестр ударных инструментов, которым управляет музыкант  Флориана Санче /Florian Satche . Северин Шаврие еще и музыкант по образованию, поэтому организует спектакль как « поэму на музыку ».  Все действие сопровождается  надрывными, оглушительными, взывающими к ужасу  и отчаянию  импровизациями ударника. Музыкальную партитуру дополняет звуковая: голоса, усиленные микрофонами, скрипы дверей, звуки шагов, эхо…  Посреди развороченного дома разгуливают  голуби, иногда слетаются вороны. Добавьте сюда смещенную отптику изображения – ощущение неизбывного ужаса, кошмара. Все вместе придумано как несуществующий фантазм, как наваждение – было, не было. В подземельях-подвалах пустого  завода бродят непонятные посетители в гротесковых масках,  жутковатые  призраки, не то реальные бомжи, не то материализовавшаяся паранойя, видения больного сознания Конрада?

Всеми средствами на сцене создается мир абсолютного морока.  Застывшее время психологического делириума. Очень точная работа актеров,  психологическая, но со сдвигом в абсурд. Конрад – Лоран Папо (Laurent Papot), жена – Марике Пинуа (Marijke Pinoy). Болезненные одиночки, оказавшиеся, намертво, в прямом и  в переносном смысле,  связаны друг с другом. Страсти, извращения и фобии  каждого перемешаны и взаимно подпитываются так, что не разорвать, – как у Бернхарда.  

 Что осталось от жизни? «Несколько разрозненных предметов, заметенных снегом», – как говорит Северин Шаврие. И еще насмешка – от театра: в финале воскресшие герои иронично переговариваются о случившемся. 

Crédit photo: Louise Sari, Christophe Reynaud de Lage