12-29 января 2023 –Bouffes du Nord, Paris; 8- 18 марта  -Les Célestins, Lyon; 30 juin– Château du Plessis-Macé/Festival d’Anjou

Начало года на парижской сцене выдалось как никогда русским. Только  отыграли «Братьев Карамазовых», а теперь параллельно идут Островский и Тургенев, оба в постановке сосьетеров Комеди Франсез, Дени Подалидеса и Клемана Эрвьё-Леже, с февраля начнется цикл Чехова -«Дядя Ваня» в Одеоне и «Чайка» в Théâtre de la Ville. Островского во Франции ставят редко – Островский «достался» Дени Подалидесу/Denis Podalydès от Петра Фоменко: он играл Счастливцева в знаменитом «Лесе» Комеди-Франсез. Легендарное пустое пространство парижского Bouffes du Nord перекрыто- во всю длину- репродукцией с фотографии Thibaut Cuisset, представляющeй Волгу, бескрайнюю, но какую-то лишенную красок. Нам, привыкшим на этой сцене к метафизическим пространствам, такой реализм кажется излишним. В третьем действии, когда декорация от Эрика Руфа/Eric Ruf переворачивается оборотной стороной, превращаясь в театральную машину с проходами и лесенками, она становится интересной. Эта «Гроза» начинается с общего запева, почти церковного, в который включаются, выходя на сцену, все жители волжского Калинова. И потом весь спектакль будет выстроен на песенных мотивах, в сопровождении гитары Бернара Валлери/Bernard Vallery .

Иногда ему вторит гитара других персонажей, разудалого Кудряша или неловкого смущённого Бориса. Ну и вообще, у каждого здесь свой романс . И поют все – на русском. Попытка приблизиться к Островскому -поэту, а не бытописателю, в этих песенных заставках, и еще в фигурах Катерины и Кулигина. Кулигин в исполнении обаятельного Филипа Дюкло/Phipippe Duclos—человек тонко чувствующий, поэт и философ, обречённый на одиночество среди сограждан, не чувствительных ни к красоте, ни к знанию.  «Белой акации гроздья душистые»,- поет странница Феклуша, сочная живая Сесиль Брюн/Cécile Brune, скорее традиционная наперстница классического театра, нежели странницa. Она же – Сумасшедшая барыня, ярко театральная, с нарочитым макияжем и изысканными туалетами, какой-то почти оперный персонаж злого рока.

«Как хорошо» -поет Кабаниха. Неожиданная Кабаниха Нады Странкар/Nada Strancar, знаменитой актрисы Антуана Витеза -она здесь не привычная самовластная старуха, а скорее не очень счастливая женщина, самоутверждающаяся через унижение зависимых от нее близких.И даже больше, организующая это самое унижение каждый раз как откровенный спектакль, с некоторой долей перебора и лукавого сумасбродства. (Странкар объясняет, что ключ к такой трактовке она нашла в реплике Кабанихи о Диком, будто все свои агрессивные приступы он устраивает нарочно, для показу — чтобы его боялись. Кстати, современную адаптацию пьесы заказали писателю, Лорану Мовинье/Laurent Mauvignier, опиравшемуся на старый, конца 19 века, перевод Émile Durand-Gréville). Даже вечно орущий, карикатурно-трафаретный  самодур Дикой и тот спьяну поет – «Как горячо люблю тебя». Тихон Тибо Венсон/Thibault Vinçon тоже играет,  хотя сам при этом испытывает постоянно неудобство от того, что понимает, как поведение его и стыдно, и глупо, но он зависим от матери финансово. В общем, матушке не перечит, чтобы не нарываться. На самом деле, он совсем не прост, единственный будет страдать и оплакивать гибель жены, может быть, всю оставшуюся жизнь.

Очень актуальный персонаж Борис – инфантильный, вечный подросток. Влюблен, но цену никакую за любовь платить не готов, да и вообще, страсть в конце концов, как теперь принято считать,  опасна, он нее бежать надо. У Жюльена Кампани/Julien Campani самая интересная сцена-  перед свиданием: от испуга или высшей радости берет гитару и начинает наигрывать, в очень быстром темпе, как скороговорку, как ритм сердца, готового выпрыгнуть, песню Высоцкого: «Вообще-то, тоже мне — хорош друг! Гляди, что делает: обошёл на третий круг! Нужен мне такой друг…».

Катерина -Мелоди Ришар/Mélodie Richard, играла Нину в «Чайке» Томаса Остермайера. Я тогда писала, что она поражала своей нездешностью, «странная  девушка с лицом, словно сошедшим с картин старых мастеров». Такова и Катерина – тонкий стебелек, тянущийся к небу,  нездешняя, странная душа, несовместимая с миром людей, озабоченных только горизонтальными интересами. Ее отдельность Подалидес отмечает  сразу – красный платок Катерины в первых сценах среди вполне реалистических  костюмов отчаянно не ко двору, наподобие красного пятнышка церкви, выделявшейся посреди пастельных тонов декорации Головина в спектакле Мейерхольда 1916 года. В сущности, невозможная страсть ее к Борису в этом городе, где любое проявление женской свободы пресекается намертво, лишь мосток, который она придумывает для себя к тому обрыву над волжской бездной, что так страшит и так манит.

Зато как красиво, с лукавой иронией придумывает Подалидес их встречи -разлуки на лесенках театральной машинерии, где Катерина, появляется, с накинутым белым платом, словно сошедшая с картин Нестерова, а потом с импровизационной легкостью вдруг упадет поперек прохода – «твоя теперь воля надо мной». Влюбленные в этих сценах -немного смешные, наивные, как подростки, не способные сдерживать переполнявшие чувства. И останется в нас тихий распев жестокого романса «Уж давно отцвели хризантемы в саду», с которым в финале Мелоди Ришар решительно, ни о чем не жалея, входит в проем, открывающийся в декорации «реки Волги».

Во втором действии сценография дома Кабановых больше всего отражает неудачный посыл Подалидеса, предложившего, что действие происходит в российской глубинке 90-х — телевизор, постоянно вещающий то мультики, то исторические драмы ( хорошо уже, что не новости). В платяном шкафу- -иконостас Катерины, немного напоминающий « стеклянный зверинец » героини Теннесси Уильмса. Хотя на самом деле, спектакль, несмотря на условно современные костюмы, ни к какому определённому времени не привязан. Здесь важна внутренняя мифология русской души, русской культуры, громадная нежность, даже любовь ко всем этим персонажам гибнущего где-то на просторах Волги мира.

Забавно, читать рецензии, в которых критики всерьёз поверили, будто это нравы русской глубинки  90-х. Для других, неожиданно, первая ассоциация – «Кровавая свадьба» Лорки. А для кого-то Катерина Островского  еще и предтеча нынешних (me-too), митушниц.

Crédit photo: Jean-Louis Fernandez