3 апреля-8 мая 2024 – Comédie-Française/Vieux-Colombier
В Комеди Франсез (театр Старой Голубятни) поставили спектакль о легендарном греческом герое Одиссее/Улиссе, увиденном сквозь женский взгляд, сквoзь феминистcкую идею. Женщины не только автор текста, писательница Клодин Галеа/Claudine Galea и режиссер Лаетиция Гедон/Laëtitia Guédon, но и судьба Улисса здесь определяется тремя архетипическими женскими фигурами: троянка Гекуба, нимфа Калипсо и верная жена Пенелопа, те, кому у Гомера посвящено всего несколько строк, выводятся на первый план. Не архаический ритуал, но попытка осмысления мифа из XXI века: Клодин Галеa сочиняет поэму нового времени, в которой, как она говорит, «нет места, во всяком случае на Западе, ни эпосу, ни трагедии, ни трансцендентности.» В спектакле нет места вмешательству Олимпийских Богов, все дело рук и страстей человеческих.
Хотя присутствие божественного осталось в спектакле – как неясное мерцание. Это и затягивающие в свои таинства видеозаставки, своего рода живые гобелены, движущиеся от кровавых всполохов пламени Трои через черную магму небесного светила к бесконечному волнению моря, неизменному спутнику странствий Одиссея. И еше Хор, состоящий из юношей и девушек, словно вошедших на сцену из гущи современного города, исполняет старинные сакральные песнопения на разных языках -арамейском, старофранцузском латинском, греческом: он как посредник между современным миром людей и трасцендентным.
Улисс как воплощение мужского начала, своего рода матрица воина, героя и стратега подвержен деконструкции, — оказывается, что его судьба в значительной степени определена женщинами. Текст Галеа избыточный, изобилующий дидактическим морализаторством и современными аллюзиями, лишенный настоящего лиризма больших поэтов, как у Поля Клоделя, или виртуозности игровой модели, как у Хайнера Мюллера, иногда утомляет своей прямолинейностью, тем не менее нельзя не отдать должное дерзкой, не лишенной интереса, попытке переосмыслить миф.
Три героини соответствуют трем периодам жизни Улисса. Первый -юность на пепелище Трои – связан с Гекубой. Действие происходит на фоне гигантского белого черепа лошади, страшный оскал которого напоминает абсолютное опустошение троянской войны, и одновременно отсылает к типичным Ванитас барочного искусства, символу бренности человеческой жизни. (Во втором действии череп оборачивается своей полой частью, превращаясь в таинственный грот нимфы, уставленный горящими свечами- прибежище изгнанника; в третьей картине видимым останется только белый выступ -дорога к смерти или к новой жизни, котоую предложит Улиссу главная женщина его жизни, Пенелопа).
Невероятная Клотильда де Безе -царица Гекуба кричит свою ярость с неистовостью, словно всееленская боль и скорбь по убиенным превратила ее в бешеную собаку. В нервном, гипнотизирующем слоге царицы есть что-то от ярости современных рипперов — на ее фоне Улисс в исполнении Сефа Иебоа персонаж гораздо более однозначный, он всего лишь чванливый вояка, пленник собственной мании величия. Улисс, опьяненный кровью и насилием, как бы сам себя отрезал от мира людей и не находит успокоения иначе, чем в объятиях ненавидящей его рабыни-собаки Гекубы, Эта любовь-ненависть двух заклятых врагов, соперников на кровавой тризне, – удивительное открытие Клодин Галеа и Лаетиции Гедон.
Второе действие у нимфы Калипсо кажется особенно многословным и невнятным, и непонятно, о какой-такой любви может идти речь между греческим героем и этой матреной в телесах -необъятных размеров мощная африканка Сефора Понди откровенно противопоставлена традиционному образу прекрасной нимфы, зато есть в ней что-то от уюта материнской утробы, готовой успокоить героя. А сам второй Улисс, Батист Шабути, показан здесь как потерянный и никчёмный.
Третья часть возвращается нам как отголосок великой эпопеи Одиссея: третий Улисс Эрика Женовеза, постаревший, много переживший, все еще красивый, обретает значимость и ауру героя. Клодин Галеа и Лаетиция Гедон опускают сюжет изгнания женихов, сосредотачиваясь на встрече супругов. Улисс начинает свой объяснительный монолог, обращенный к Пенелопе, откуда-то издалека, из самой глубины зрительного зала, его долгое движение к сцене вопринимается как восхождение к родному дому. А она смотрит на него, все такая же молодая и прекрасная, как 20 лет тому назад, словно время оказалось не властно над ее душой. одержимой любовью.
И пока он говорит, говорит, страстно и отчаянно оправдываясь за 20 летнее отсутствии, она – Мари Оппер, молчит, словно нет таких слов, чтобы выразить ее чувства. Только музыка: в ответ Улиссу она заводит самую прекрасную песнь любви, « Lamento de la Ninfa » Монтоверди. И уходит, увлекая гeроя за собой. Этот потрясающий финал, придуманный Лаетицией Гедон, заставляет забыть все приблизительности в работе с молодыми исполнителями в первой и второй части спектакля.
Crédit photo:© Christophe Raynaud de Lage