31 мая -19 июня 2024 – Odéon-Théâtre de l’Europe
В Одеоне -Tеатре Европы играют «Ширмы» Жана Жене/Jean Genet (1961) в постановке худрука Национального театра Бретани Артура Нозисьеля/Arthur Nauzyciel. Спустя почти 60 лет после спектакля Роже Блэна/Roger Blin здесь же в Одеоне (1966), вызвавшего грандиозный скандал, — в пьесе, написанной в разгар войны в Алжире, вычитали антиколониальный антипатриотичный дискурс. Хотя Жене, как известно, выступал резко против такой трактовки « Ширм », политика как таковая его не интересовала: «моя пьеса принадлежит той сфере, где место морали занимает эстетика сцены». От Нозисьеля, одного из лучших сегодня французских режиссеров, и когда у всех на уме еще его « Отель Сплендид » (2016 и 2020), завораживающий ритуальный театр абсолютно в духе Жене, многого ждали. « Ширмы » – приключения семейства Крапивы, Матери, сына Саида и незадачливой невестки Лейлы, самой уродливой девушки на свете, доставшейся ему от крайней бедности, на фоне антиколониальных волнений в Алжире, которые заканчиваются каким- то веселым, абсолютно карнавальным соединением бывших врагов в мире мертвых. Жан Жене постоянно сопрягает театр и кладбище, но сопряжение это не трагическое и не реальное, а исключительно игровое, как в погребальной церемонии. Нозисьель читает пьесу как движение к смерти- никаких ширм, изощренно-театральной игре с которыми Жене посвятил чуть ли четверть текста, только грандиозная белая лестница от авансцены почти до колосников как гробница или мавзолей. Такой зачин впечатляет. Но… сумасшедший, сложный и очень длинный текст любимой пьесы Жене, философское и поэтическое размышление о театре и смерти, оставляет здесь ощущение пэчворка, состоящего из всякой всячины, блистательной или провальной, сатирические зарисовки, чистый стеб, блатное кабаре, вдруг прорывающиеся лирические возлияния, документальное свидетельство в форме фильма (режиссерское дополнение к тексту) – старик читает подлинные письма солдата из Алжира времен войны, никак не связанный стилистически, вообще никак со сценическим действием. Общее ощущение, что в течение четырех часов из 16 актеров, выступающих за почти сотню персонажей — арабские крестьяне и городская беднота, проститутки, легионеры, колонисты, никто не понимает, просто не понимает, что разыгрывает. 
В 1966 директор Одеона Жан-Луи Барро выходил посреди спектакля на сцену, чтобы успокоить публику. В 2024 в постановке Нозисьеля ничего провокационного, шокирующего, такая милая и тихая скука, иногда с очень красивыми картинками, но даже чисто эстетического скандала или надругательства, близкого стилю Жене, как-то не получается. Несмотря на присутствие трех великолепных постоянных актеров Артура Нозисьеля — Мари-Софи Фердан/Marie-Sophie Ferdane , Ксавье Галле/ Xavier Gallais и Мунира Маргума/Mounir Margoum. Белая лестница-инсталляция от Riccardo Hernndez смотрится эффектно, так же, как напоминающие скульптуры костюмы из золота для двух проституток, Варды и Малики, и вся изысканная партитура движений, почти танец для последней ( все-таки, хореограф спектакля, Дамьен Жале/Damien Jalet). Все персонажи, прежде всего арабские кумушки, лишены национального колорита, оставаясь условными театральными фигурами- Нозисьель доводит мысль Жене до предела, превращая их в почти законченные эстетические знаки, как в восточном театре.
Впечатляют и едва различимые, как черно белые блики, фотографии эпохи, которыми- время от времени- оживает лестница (настоящая световая партитура от Скотта Зиелински). Нозисьель стремится приблизить действо к церемониалу, но ни он, ни актеры не дотягивают. Кроме как всегда невероятной Мари-Софи Фердан: ее старуха мать — актриса без возраста в черном коктейльном платье, но слегка сгорбленная, как и положено женщине из мизерабельной народной жизни, ее игра всегда страстная и и всегда искусственная, надмирная, она сама и есть произведение искусства и объект желания.
Мать- Мари-Софи Фердан
Саид – плохой мальчик и небесный бродяга Жана Жене здесь – просто маргинал, просто вечный подросток в состоянии становления. Финал спектакля – такое разношерстное сообщество неожиданно поскучневших персонажей, не несущее никакого месседжа.
Среди череды сцен в памяти остается вот эта: в ироничный сайнет гибели легионеров, почти игрушечных солдатиков, вдруг врывается легендарная лирическая тема Ива Монтана « Sous le ciel de Paris », и фигурки мертвых, застывшие на лестнице, в технике маппинга превращаются в одинокие скорбные холмики, словно парящие в пространстве сцены…
Crédit photos:Philippe Chancel