4 сентября -3 ноября 2024 –La Scala, Paris
Роман франко-итальянского журналиста и политолога Джулиано да Эмполи/Guiliano da Empoli, вышедший в начале 2022, сразу стал бестселлером( Большая литературная премия Французской Академии). В романной форме монолога -исповеди автор рассказывает историю постсоветской России через фигуру политтехнолога Путина, образ которого автор списал с Владислава Суркова, сочинителя новых сакральных смыслов для государства. В книге он назван Вадимом Барановым, Путин появляется под прозвищем « Царь », вымышленные герои переплетаются с реальными персонажами российской политики. Книгу уже адаптирует для кино режиссер Оливье Ассаяс с участием Джона Лоу и других голливудских звезд. А этой осенью в Париже «Кремлевский маг» стал спектаклем режиссера Ролана Озе ( Roland Auzet ): сценарий представляет из себя коллаж из эпизодов и цитат, а сам длинный монолог Баранова французскому журналисту, любителю Замятина (в романе) разложен на разные голоса. Если книга Эмполи — своего рода медитация на тему власти, причем выходящая за пределы одной лишь России ( заканчивается роман пророчеством про власть будущего как власть машин (1)) , Озе превращает ее в антипутинскую агитку, значительно упростив сложносочиненное произведение, в котором появление «Царя» объяснялось целым комплексом сложным причин, и сам он ни в коем случае не карикатурен -не случайно, сам автор утверждал, что не смог бы написать такой роман в нынешнем контексте войны на Украине. Режиссер этот контекст добавил, его адаптация приспосабливает роман к сегодняшнему дню, то есть его «Кремлевский маг» сделан с сильным пропагандистским наклоном (что как раз избежал Empoli) — здесь и оживщий Пригожин, и упоминание Навального, и кадры военной хроники, и гиньольный « злодей » Путин.
Что создает ощущение невнятного дискурса, в котором все соединяется со всем, хотя там, где режиссер следует за автором, появляются великолепные эпизоды. Яркий пример – блестящий эпизод с Эдуардом Лимоновым, и об этом парадоксальном персонаже недавней российской истории можно узнать больше, чем из длинного фильма Кирилла Серебренникова, показанного в Каннах. Главный просчет, как мне кажется, — в выборе исполнителя на роль «мага». Прототип Барaнова, великий манипулятор Вячеслав Сурков -пластичный, игровой персонаж, циник и создатель постмодернистского государства, в книге «режиссер, который привносит в политику логику авангардного театра». А играет эту роль Филипп Жирар/Philippe Girard, знаковый актер монументального классического театра, трагического театра слова. И в этом изначальном глубоком несовпадении, даже противоречии— основная неудача спектакля. Большее попадание – роль Березовского досталась характерному актеру Комеди Франсез Эрве Пьеру/Hervé Pierre — его сочные скетчи сильны оживляют спектакль. здесь он выведен как своеобразный оппонент «Царя» и привилегированный собеседник Баранова.
В самом начале зеркало сцены открывается как раз во всю длину на зеркало, в котором отражается зрительный зал (кажется, мир -театр главная метафора сезона). Потом его заменяют вертикальные световые панно, создающие холодное абстрактное пространство: время от времени они работают как экраны с помехами ( стробоскопические эффекты, видимо, призваны нагнетать ужас ), иногда -для видеопроекций архивных репортажей или досочиненного эпизода с Пригожиным на кладбище. Пианистка на сцене играет классические композиции, для настроения – прелюдии Рахманинова, например.
На подмостках – отдельные атрибуты модного салона в загородном особняке ушедшего на пенсию советника. Выдуманный персонаж, Вадим Баранов раскрывается французскому журналисту через серию монологов, в которых историю страны смешивает со своей личной: в отличие от реального Суркова в романе он оказывается наследником старой аристократии и советской интеллигенции, а также соперником Ходорковского в любви к загадочно-необъяснимой вечно ускользающей красавице Ксении. Женщины, как в романе, так и на сцене, интереснее и сильнее мужчин. Три актрисы, Karina Beuthe-Orr/ Карина Бёт-Ор, Irène Ranson Tereschenko/Ирен Рансон-Терещенко и Claire Sermonne/ Клер Сермон отвечают в спектакле за условный «народ»: это и столичная тусовка, и глубинный народ, и националисты, и протестный рок Пусси Риот. Если Филипп Жирар говорит только несколько фраз по русски, а потом как настоящий интеллектуал и эстет переходит на французский, девушки много говорят по русски.
И когда Клер Сермонн заводит свое душевное разбирательство с подругой «Эх, Ксюха» ( Ирен Рансон ) по поводу поколения 90-х совсем, и когда Карина Бёт объясняет отчего люди, оказавшиеся после распада Советского Союза в обществе, предложившим «вместо родины супермаркет», ностальгируют по прошлому, и когда они втроем выступают то от Пусси Риот, то от националистов из байкерского клуба, в спектакле появляется яростная энергия подлинного переживания, которая не может не завораживать. Загадочная русская душа в спектакле Ролана Озе — женского рода. Вообще, высказывание про непредсказуемую натуру русского человека складывается из спектакля лучше, чем про циников и злодеев от власти. На высокой, так сказать, ноте русского рэпа, «я тебя, с -н сын», наложенной на хит 70-х Gangsta’s Paradise, и заканчивается спектакль.
(1) »Долгое время мы верили, что машины были инструментом человека, но сегодня ясно, что именно люди были инструментом появления машины. Переход будет происходить плавно : машины не будут навязывать свое господство человеку, но они войдут в человека как побуждение, сокровенное стремление) ».
Crédit photo : Thomas O’Brien