12-15 июня 2025 — Théâtre de la Ville-Sarah Bernhardt; 16 июля 2025 -29 ноября 2025 – Toneelhuis, Anvers

В рамках фестиваля Chantiers d’Europe, который проходит каждое лето в Париже в Théâtre de la Ville, 32 -летняя бельгийская режиссерка Лизабоа Хубрехтс/ Lisaboa Houbrechts ( с 2022 года она входит в режиссерский колектив, возглавивший знаменитый фламандский театр Toneelhuis из Антверпена после ухода Ги Кассиерса) показала свою «Мамашу Кураж», в которой радикально порывает с брехтовским каноном, с привычным восприятием пьесы. Говорит, что ее всегда раздражала эстетика немецкого кабере 30х, стилистике которого близка пьеса Брехта, и ее наглядный, плакатный антивоенный милитантизм. Хотелось сломать эту эстетику, и она ее сломала. Абстрактная метафизическая сценография и очень конкретная человеческая история- внутри: не политический памфлет, и не протестный манифест, как это не покажется странно в наше время, когда тема антивоенная актуальна, как никогда, а человеческая драма. Хубрехтс искала в этой истории человеческий импульс. Зонги не скандируются — звучат как размышления, иногда произносятся так тихо, что кажется- шепотом, но чаще всего звучат на музыку того же брехтовского композитора Пауля Дессау как лирические баллады — их исполняет, подыгрывая себе на сазе, персидской лютне, курдский актер-музыкант Aydın Işleyen (он же -старший сын Кураж, Эйлиф). В спектакле собрана интернациональная команда, тексты звучат на французском, нидерландском, курдском и даже на иврите – что придает пьесе Брехта, без всякого насилия над текстом, такой современный резонанс.

Действие происходит в сумерках,   котражурная  подсветка усиливает  зеркальную гладь покрытой водой сцены.  Над  черной водой, отражающейся в бликах светотени на заднике, вместо фургона маркитанки Кураж катют огромную, 3-х метрового диаметра, свинцовую сферу – не то пушечное ядро, не то злой рок, мощной каток войны, подминающий под собой судьбы и человеков. Изумительно красивая абстрактная сценография, эстетизированная картинка в духе Боба Уилсона и Ромео Кастуллуччи определяет собой весь спектакль. Визуальная партитура и смелость режиссерки, переигравшей канон Брехта, в целом сильнее игры актеров. Пьеса «Мамаша Кураж и ее дети» (1939), написанная Брехтом в предчувствии Второй мировой войны на основе хроник, относящихся к тридцатилетней войне между католиками и протестантами, которая разорила Европу в веке 17, здесь лишена конкретных отсылок к времени и месту. Вообще, конкретных деталей войны. Нет ни крови, ни дыма, ни изуродованных тел, ни выстрелов ( их, иногда, имитирует звук от падения деревянной доски на воду), нет даже воинской формы. Костюмы современные. Причем скорее гражданские, если это не тряпки, оставшиеся от всякой одежды вообще,- мужчины и женщины, потерянные посреди бесконечной уже бессмысленной бойни (сыновья и дочь Кураж, настоящие дети войны, отцы их – солдаты разных армий), но продолжающие катить этот шар, инфернальную машину войны, подпитывая ее своей жадностью, трусостью, эгоизмом. И, в конечном счете, своими жизнями.

Внутри абстракции – очень живая, человеческая история маркитантки Анны Фирлинг по прозвищу мамаша Кураж. В исполнении актрисы яркого обаяния Летиции Дош/Laetitia Dosch (она больше знакома по фильмам, «Обыкновенная страсть» с Сергеем Полуниным, « Молодая Женщина » Леонор Серай, хотя сыграла в знаковом спектакле Кэти Митчелл «Болезнь к смерти» по Маргерит Дюрас), это совсем не старая и даже не лишенная женской привлекательности, такая энергичная дерзкая рыжая бестия. Ну и вообще, бунтарка. И от любви не отказывается — война у Хубрехтс не отменяет жизнь. Выделяется на первый план веселая проститука Иветта, товарка и подруга Кураж, и влюбленный Повар-фламандец . Но это, конечно, прежде всего драматическая история из частной жизни — зарабатывая на войне, Кураж одного за другим теряет своих троих любимых детей. Искренне и глубоко страдая, от бизнеса прибыльного не отказывается.

Особое место в спектакле занимает немая дочь Кураж, Катрин (Lisi Estaras): с гривой золотых волос, напоминающая загадочную метерлинковскую Мелизанду, она не воспринимается как увечная, ее молчание скорее сродни символисткому бунту против окружающего мира. Это подтверждает одна из центральных сцен «Матушки Кураж» – с барабаном (которую Брехт сопроводил ремаркой «когда камень заговорил»). Режиссерка убрала из текста всю реалистическую сценку с крестьянами, угрозами вынужденными помогать врагу. Барабана тоже нет, Катрин здесь не забирается на возвышенность, чтобы оттуда достучаться, предупредить об опасности жителей спящего города, к которым ночью пробираются войска императора, — она всем телом истово бьется о шар, о воду, мечется, как в экстатическом трансе, словно все существо ее участвует в этом протесте против убийств детей, в конечном счете, против насилия войны. Вместо реалистической дроби по барабану – этот ритуальный взрыв, и это и есть манифест режиссерки- человеческий, чисто человеческий протест против войны.

К финалу сфера-шар воспринимается как образ апокалиптический : в опустившемся на сцену мраке, в бесконечном цикле смертей угадывается и видение нашей планеты, неминуемо двигающейся нашими общими усилиями к катастрофе.

Crédit photo: Théâtre de la Ville-Sarah Bernhardt