9 октября -14 ноября – Odéon-Théâtre de l’Europe
В Одеоне играют один из самых событийных спектаклей Авиньонского фестиваля 2013 года -« Элементарные частицы » в постановке юного неофита, Жюльена Госслена/Julien Gosselin (Приз Cиндиката критики « открытие сезона » за 2014 год). Режиссер, он же автор инсценировки, с несколько наивной прямолинейностью выбирает отдельные эпизоды культовой книги Мишеля Уэльбека, чтобы в финале соединить все в апофеоз « метафизической мутации »- новой модели человечества, придуманной литературным двойником автора, Мишелем Джерзински. Футуристская утопия Уэльбека Госслену явно ближе, чем его же, наполненный поэзией отчаяния и страстным плотским желанием, реквием по уходящей западной цивилизации…
Театральная компания с необычным названием «Si vous pouviez lécher mon cœur»[1] была создана в 2009 году Жюльеном Госсленом вместе с однокурсниками, выпускниками театральной школы в Лиле (Ecole du Théâtre du Nord). Признание пришло после премьеры «Элементарных частиц» в Авиньоне: вся французская пресса взахлеб писала о двадцатишестилетнем режиссере, как о главном открытии этого фестиваля. Год спустя в Париже рецензии кажутся более нюансированы, хотя ощущение эйфории осталось. Еще бы. Госслен перенес на сцену самый, пожалуй, притягательный, самый спорный, самый неоднозначный французский роман рубежа веков. Книга поэта (а Уэльбек, несомненно, поэт, этим прежде всего и завораживает его проза), но также философа и ученого. Роман делится на три части: прежде чем перейти к утопии будущего в третьей части, автор в двух первых рассказывает «последние дни старого мира» через перекрестную историю двух сводных братьев, Брюно Клемана и Мишеля Джерзински. Кажется, братьев решительно все разъединяет. Один- ученый-биофизик, другой- преподаватель французской литературы, гуманитарий. Один помешан на сексе и поиске чувственных развлечений, другой вообще лишен эмоциональной жизни и интересуется только наукой. Но оба на протяжении всей жизни обречены страдать – «на первый взгляд, от проблем, связанных с их собственной сексуальностью, а на самом деле – от осознания своего метафизического одиночества, от невозможности по-настоящему любить и быть любимым. Секс, деньги и культ молодости – вот те три кита, на которых стоит мир персонажей «Элементарных частиц», именно они разделяют людей на победителей и проигравших. Хотя, по большому счету, проигравшими окажутся абсолютно все – смерть не делает никаких различий и уравнивает все возможности». Однако, форма семейного романа лишь повод для более глубокого высказывания: Уэльбекна писал книгу о постепенной деградации и о неминуемом крушении некогда великой европейской цивилизации. И предложил свой путь спасения: из последнего страдания и последнего отчаяния Мишель Джерзински вывел свою теорию метафизической мутации, в результате которой появится новое человечество, «бесполое и бессмертное, тем самым преодолев индивидуальность, разобщенность и понятие будущего», основные источники, по Уэльбеку, страданий современного человечества.
Госсленовское пространство (он же автор сценографии) – эстрадное: сцена представляет собой лужайку из искусственного газона, окруженную по периметру аксессуарами современного офиса, бесчисленнными микрфонами и кабинетными лампами. А также батареей ударных инструментов – спектакль, особенно со второй части, сопровождают электрогитары и рок-музыка, что и понятно: речь идет о шестидесятых, о битниках, хиппи и мистических духовных практиках Нью-Эйджа. Концертная форма распространяется не только на сценографию, но и на всю мизансцену спектакля. Первая часть состоит в основном из жанровых картинок, которые 10 актеров труппы то комментируют (причем комментарий всегда пафосный), то разыгрывают по ролям. Роман Уэльбека сводится к довольно плоскому пересказу отдельных событий из жизни двух братьев. Тонкая, всеразъедающая ирония, переходящая в горькую, до спазма в горле, жалость к брошенному человечеству, в спектакле превращена в карикатуру. Раздетый до пояса Брюно (Александр Лекрок) напоминает культуриста. Помимо музыки in live режиссер использует видео и неоновые титры по заднику, еще больше придающие постановке схожесть с рок-концертом. Рассказ становится более театральным во второй части спектакля, на смену веселенькому газону приходит психоделическое инфернальное освещение, иллюстративность метода перекрывается пассионарностью исполнителей – если в первой части это скандирование текста в зал, фас к зрителю, напоминало читку по ролях, во второй части этот же прием становился знаком личной ангажированности: да, актеры труппы и режиссер решительно верят в проект Уэльбека-Джерзинского о новом человечестве, и смело приветствуют его появление. Хотя и здесь не обошлось без курьеза – зал то и дело заполняется едким дымом из дымовой шашки, причем страдает зритель совершенно бессмысленно: прямая цитата из модного Венсана Макеня, но без внутренней наполненности, которая присутствует у того в любой провокации. Здесь же провокационный, часто на грани порнографии, роман Уэльбека сыгран сухо, и я бы даже сказала стерильно. Сцены вакхической радости от сексуальных игр, обретенной Брюно с Кристианой, вся эта вибрируюшая, живая материя желания отдана робким асексуальным девочкам, так наверное рассказывали об эротике в институте благородных девиц. («Может не стоит так панически бояться обнаженной натуры»,- с иронией заметила критик одного известного французского журнала, намекая на то, что актрисы здесь всегда, даже в сценах партуза, умудряются оставаться в белых трусиках и таких же асексуальных бюстгальтерах). Либертарианство Брюно вообще как-то взято здесь за скобки, не слишком интересует создателей спектакля.
Главная находка режиссера – форма прямой телевизионной трансляции, в которую облечены авторские вставки в тексте: на огромный экран на заднике сцены проецируются лица ведущих, англичанки и журналиста-француза, сильно смахивающего на самого Уэльбека, которые в начале представления вводят нас в проблематику романа, а в финале расскажут нам и о последних годах жизни Джерзински, и о его чудесном открытии. Причем тот факт, что текст произносится на двух языках, придают ему необходимую для стилистики Уэльбека долю отстраненности.
Последние строки романа «Мы живем, разорвав последние узы, связывавшие нас с человечеством. По человеческим меркам, мы живем счастливо» произносятся на фоне ярких неоновых титров «Одеон-театр Европы, ноябрь 2076».
Crédit photos: Odéon-théâtre de l’Europe
[1] ) «Si vous pouviez lécher cœur, vous mourriez empoisonné»,«Если бы вы могли облизать мое сердце, вы бы умерли отравленным». Художественный руководитель курса, режиссер Стюарт Сейд часто повторял своим ученикам эту фразу из фильма «Shoah» Клода Ланцмана, потому что видел в ней шекспировскую мощь.