9 -25 января 2015 –Comédie-Française
Комеди-Франсез возобновляет спектакль « Обломов », по роману И.Гончарова (перевод Андре Марковича). Посреди довольно иллюстративной постановки французского режиссера Володи Серра (Volodia Serre) существует удивительный Обломов Гийома Гальенна. Благодаря ему французы не только полюбили героя русского романа ХIX века (известного здесь в основном по фильму Н.Михалкова), но и увидели в нем нашего современника.
Когда два года тому назад я смотрела спектакль Серра, я еще не видела автобиографический фильм Гийома Гальенна «Я, снова я, и мама» (« Les Garçons et Guillaume, à table!»), и ничего не знала о его русских корнях. И была поражена тем, как тонко французский актер чувствовал непередаваемое очарование этого с точки зрения рационального галльского интеллекта ни к чему не пригодного Обломова, безвольного и ленивого сибарита. Его Обломов был абсолютно естественно аристократичен. Неловкий и трогательный большой ребенок, бесконечно симпатичный смешной недотёпа, не способный стать взрослым. Илья Ильич Гальенна избегает реальной жизни, потому что она представляется ему исключительно чередой бессмысленно активных людей. Мечтатель Обломов так и не сможет приспособиться к жестокости и прозе реальной жизни. Мир красоты и оставался его единственной отчизной, оттого темой Обломова в спектакле стала каватина Нормы Сosta Diva из оперы Беллини, только она делала его бесконечно счастливым, как в детстве.
Но главная режиссерская находка пришлась на сценографию. Сцена представляет выгородку комнаты, обклеенной обоями не первой свежести, посреди которой возвышается кушетка Обломова. Его трон, его королевство. Декорация сведена к минимуму, словно освобождая место для снов Ильи Ильича об Обломовке, его потерянном рае. Используя затейливый механизм машины снов (la Dream Machine ), придуманный когда-то американским художником и поэтом Брайоном Гайзеном (Brion Gysin), Володя Серр и сценограф Марк Лэне окружают спящего на кушетке Обломова волшебным пространством сновидений: механизм, представляющий собой цилиндр с надрезами по бокам, помещается на диск вращающегося проигрывателя пластинок, сквозь который проникает свет, и это устройство проецирует на сцену мерцающие картинки из жизни старинной усадьбы. Эффект самый что ни на есть гипнотический.
Другой сюрприз спектакля: французские критики обнаружили в аристократическом отказе Обломова жить в мире, где правят бал корыстный интерес, деньги, дело, родство с чеховской Раневской, не захотевшей разменять мечту и чистоту Вишнёвого сада на вульгарных дачников. Больше того, обломовщину увидели как знак нашего времени, как бунт против навязанной обществом потребления модели жизни: мы живем сегодня в мире Штольца, мире фальшивой активности, враждебной человеку, жизни, природе. «С точки зрения логики в Илье Ильиче нет никаких качеств, чтобы нравится нам. И, тем не менее, мы его полюбили, мы сочувствуем ему, мы отождествляем себя с ним, мы хотели бы защитить его и спасти»,- писал театральный обозреватель издания « Fous de théâtre » Тома Бадо. Парадокс заключается в том, что французы посчитали героя Гончарова нашим современником, его протест оказался созвучен тревогам европейца ХХI века.
В каталоге, выпущенном Comédie-Française в прошлом сезоне, каждого актера театра попросили представить себя через короткую цитату. Гийом Гальенн сделал своей реплику Ильи Ильича Обломова: «Да, я поэт в жизни, потому что жизнь есть поэзия».
Crédit photos: Brigitte Enguerand