7 февраля-25 мая  –Сomédie-Française

В Комеди-Франсез Жерар Десарт поставил « Дачников» Максима Горького в сценической версии Бото Штрауса /Петера Штайна 1974 года. Изысканнно-красивая декорация  художника Лючио Фанти, великолепные актерские работы – настоящая ансамблевая игра – несмотря на довольно традиционный театральный стиль постановки, спектакль  Десарта завораживает. Комеди-Франсез еще раз доказывает, что именно она  и есть первый –лучший  театр Франции.

       

  Когда  под  звуки рояля  открывается красный занавес, на сцене  сквозь пелену розоватой дымки  проступают фигуры дачников – мужчин и женщин в  костюмах начала ХХ века (художник по костюмам- Дельфин Бруар).  Да спектакль костюмный, и этого свойства не стыдится: театр  не без ностальгии  погружает нас в зачарованный мир  дореволюционной России. Действие пьесы происходит в течение двух  суток в единой декорации посреди березового леса  – так же, как когда–то в «Шаубюне»:  мизансцена во многом повторяла тот старый знаменитый берлинский спектакль, для которого и была создана сценическая версия Штрауса-Штайна. И так же, как в «Шаубюне», на сцене Комеди-Франсез присутствует большой самовар –вещь давно утраченная в постановках русской классики во Франции…Но здесь это не столько примета чисто русского быта, сколько символический атрибут старой ушедшей жизни –по жанру «Дачники» Жерара Десарта  скорее элегия. Чему в немалой степени способствует фантасмагорическая  сценография Лючио Фанти, известного парижского художника «Нарративного фигуратива», последние десятилетия много работающего для театра. Именно в типичной для Фанти манере реалистические фигуры персонажей, как бы утопающие в тумане, приобретают свойства видения, миража.

    Дачная мебель на сцене, как и костюмы, принадлежит началу ХХ века, но с маленьким  сдвигом:  все, от пианино до садовых скамеек, да и сам планшет сцены – цвета фуксии. Столь важная  в пьесе тема  театра, «ряженых» по жизни  трансформируется  в мерцающий мотив элегантного и рафинированного  карнавала, апофеоз которого – дачники в венецианских масках, замирающие на мгновение на сцене любительского театрика: финал второго действия, красный занавес. В вечерних сценах на заднике вырисовывается фантастически яркая, феерическая картина звездного неба, напоминающая карту звездочета.

 «Дачники»  в обработке Бото Штрауса и Петера Штйна – не совсем горьковская пьеса. Не случано, Комеди-Франсез заново собирала свой Лекторский совет, чтобы включить  ее в репертуар, хотя  до этого  «Дачники» уж ставились  в 1983 году Жаком Лассалем. Как говорил сам Штайн, «пьеса на сорок процентов переписана, но так, что это остается почти незаметно». Он считал, что « « Дачники »-  скучная, нетеатральная пьеса, которую  в изначальном виде  играть невозможно» (Цит. по: Владимир Колязин «Петер Штайн», Москва, 2012). Жанр  пьесы обозначен у Горького как «сцены».  В «Шаубюне» отталкивались от этого определения. Сцены перетасовали, причем сцены понимали скорее как «сценки между персонажами», которые монтируются между собой, и все вместе входят в общую большую картину жизни. Поэтому все персонажи постоянно присутствуют  на подмостках, после окончания своего эпизода  просто уходят куда-то  в сторону или исчезают в глубине, за березами. Красный занавес и мощные музыкальные аккорды разбивают, подобно монтажным стыкам, общее течение сцен из жизни дачников. В сценографии « Дачников »Петера  Штайна березки были самые что ни на есть реалистические.

    Лючио Фанти  играет с устоявшимися образами того легендарного спектакля: стволы деревьев  на сцене Комеди-Франсез стилизованы, и при ближайшем рассмотрении  окажутся состоящими из человеческих лиц. Это явно отсылка  к «Вишневому саду»: «неужели с каждой вишни в саду, с каждого листка, с каждого ствола не глядят на вас человеческие существа, неужели вы не слышите голосов…». Здесь это живое присутствие тех, кто остался за кадром дачного оазиса, – страна? народ? Влияние Чехова вообще очень ощутимо,  и прежде всего  в создании атмосферы, настроения. Десарт-легендарный актер Патриса Шеро. Перейдя к режиссуре, он сохранил  умение  и вкус к работате с актерами. Все актерские работы нюансированы и психологически тонко выстроены. Настоящий хоральный спектакль.  Но  главная роль  отводится женщинам. Им отданы все симпатии театра: за ними- внутренняя свобода,  ум, тонкость,  неудовлетворенность  прозябанием без цели и  жажда лучшей жизни. Дачники в горьковском понимании (то есть самодовольные обыватели) здесь  в основном мужчины. Естественно, за исключением Власа. Но сюда же, в стан  неуспокоенных  добавили и богатого купца, Семена Семеновича  Двоеточие, который под влиянием Марии Львовны отдает  свои миллионы на  создание гимназий: драматурги  образ  расширили и укрупнили, дополнив чертами ярких  персонажей предпринимателей и купцов, типа  Егора Булычова, из горьковских романов. 

    К поэтическому таланту Калерии отнеслись  со всем серьезом. Вместо  слегка карикатурной декадентки – сложная тонкая  творческая личность, немного не от мира сего, не утратившая наивности детства: чудесная Калерия   Анн Кесслер   музицирует, сочиняет стихи, рисует на пленере. И как-то очень трогательно не расстается со смешной тряпичной куклой. В общем, вызывает море симпатий. Варвара Сильви Берже – статная красавица,  гордая, значительная. Ей под стать, только более зазывно женственная  и легкомысленная, Юлия Селин Сами. В пьесе Марии Львовне, главной носительнице революционных идей, 37 лет, она значительно старше всех остальных женщин –Мария Львовна Клотильд де Безе  молодая, такая же, как Варвара и Юлия, и еще вполне по женски притягательная.(В этом раскладе ее взрослая дочка, Соня, оказывается не нужна). Так что история ее с Власом- настоящая страсть, страсть взаимная,  а не игры в любовь – на этот  счет Десарт не оставляет никаких сомнений – в короткой сцене  вечернего свидания, которое часто трактуется как робкие попытки ухаживания, Влас и Мария Львовна жадно целуются. Так что жертва ее –отказ от Власа- в самом деле  жертва. В роли Власа- невероятно обаятельный Лоик Корбери. Инженер Суслов в сочном, ярком исполнении Тьерри Ансиса- пьяница, широкая натура, прожигатель жизни, но и человек страдающий-любовь к Юлии для него, как крест, театр явно ему сострадает. Апологетом обывательских ценностей, средоточием всего пошлого в спектакле становится Басов в исполнении Эрве Пьера. Не вызывает симпатий и писатель Шалимов: здесь он явно графоман.  А над Рюминым ( Александр Павлофф) с его патетическими страданиями театр откровенно смеется. Хотя любовная тема выдвинута на первый план,  театр не отказывается от социального месседжа – в финале  Влас,  Варвара,  Мария Львовона  и Калерия уходят  вместе с  Двоеточием  строить новую жизнь, общественно-полезное дело. Впервые уходят не в марево за березами, а прямо  в  зрительный зал.

    Французские журналисты  нашли неожиданное созвучие с нашим временем. «Пьеса Горького прекрасно  созвучна оторванности наших современных  политических элит, которые предпочитают держаться за свое положение вместо  реальных действий, и таким образом народ  начинает понимать, что они больше не слышат его, и соответственно не могут представляет его интересы» (Public Art).

Crédit photos: Cosimo Mirco Magliocca