Французы обожают называть улицы и площади в честь военных побед. Так парижский пригород Malakoff (и созданный здесь театр) получили имя в честь победы французского оружия на Малаховом кургане в Крымскую войну 1854-1855 гг.
Можно сказать, что на несколько вечеров марта 2015 парижский «Малахов курган», снова стал русским – французские зрители устроили спектаклям студентов московского МХАТа потрясающий прием. А сидевшие передо мной в первом ряду школьники из театрального лицея выражали восторг столь непомерный, как бывает только на концертах рок-звезд. И было отчего – курс Виктора Рыжакова в самом деле состоит из уникальных дарований.
Скажем сразу: на спектакле по Фолкнеру не хватало синопсиса. Все-таки надо признаться, что роман у большинства зрителей не на слуху. Так что в начале войти в смысл происходящего на сцене было нелегко. Тем более, что актеры играли ролями, как мячиками, передавая от одного другому. И как в романе, временные пласты смешаны, настоящее, и будущее, и прошлое существуют рядом. Но зато когда наконец мы стали входить в смысл происходящего, возникло ощущение чистой радости. Радость от игры как процесса, штучное бисерное мастерство юных актеров ( хочется назвать их всех поименно, но к сожалению, сказать кто какие роли играл здесь не представляется возможным – перед нами по старой французской традиции только общий список студийцев). В начале девяностых лицом России надолго стали молодые актеры додинского « Гаудеамуса ». Спектакль « Фолкнер.Тишина » показал не только нового актера, очень отличного по внутренней психотехнике и настрою от додинцев, но, как мне кажется, и другую Россию. Здесь меньше душевности, зато больше формального мастерства и ощущения внутренней свободы, здесь уже больше догадываются о том, что искусство лишь проводник.
Структура «Несвоевременного концерта» выстроена как череда номеров, призванных воскресить , через воспоминание, песни, музыку, старую жизнь, не дать исчезнуть исторической памяти о нескольких поколениях людей. Или как говорит Виктор Рыжаков «не дать порваться связи времен». Потому что, перефразируя Сент-Экзюпери, все старики когда-то были юными. И все помнят эту свою юность пронзительно ярко, даже если пришлась она на страшные годы войны, разрухи, голода. Актерам-студийцам удается найти точную интонацию, зацепить нас рассказом об этой чужой юности едва знакомых стариков ( техника « вербатим » предполагает рассказы неизвестных), как если бы речь шла об собственной судьбе, боли, счастье. Больше всего поражает не внешнее подражание мимике и голосу старого человека, но вот именно этот незримый переход от характерного старика/старухи к тем, какими они были давным-давно, и от этого «давным –давно» к сегодняшним мальчишкам и девчонкам Школы-Студии. При этом молодые актеры играют, поют и танцуют с одинаково блестящей легкостью. Видимо, чтобы лишний раз продемонстрировать свою виртуозную техничность, закончили спектакль отрывком из американского мюзикла. Что после песен военных лет, советских шлягеров 30 и 50 гг, отрывков из фильмов типа «Свинарка и пастух» или «Кубанские казаки» произвело эффект почти гротескный (во Франции молодежь, и прежде всего театральная, к американскому мюзиклу относятся как к образцу коммерческого буржуазного искусства, с которым идентифицироваться современному актеру-европейцу, по определению леваку, никак невозможно). Но студийцев все равно встречали шквалом оваций. Бросятся ли все после этих показов изучать Станиславского, я не знаю, но то, что Россия станет милее и ближе, это точно. Искусство – единственная территория, которую никто у нас оспаривать не станет. Последнее упование, последняя милость.
После спектакля: актеры московской Школы -Студии очаровали Париж!