Люк Бонди, нынешний директор Одеона

Люк Бонди, нынешний директор театра Европы:

 

«Я пришел в театр, который уже сложился как европейский, благодаря моим предшественникам, так что я не могу сказать, что я совершил революцию и сделал Одеон более что ли европейским, чем он был до меня. Я могу только продолжить начатое до меня. В моей программе для Одеона я не хотел бы монополизировать какого-то одного художника, я думаю, что это театр для многих авторов и режиссеров. Но мне кажется, что сегодня искусство режиссера утрачивается, а не только изменилось само понятие Европы. Я был долго директором Венского фестиваля и мог наблюдать изменения, произошедшие в театре за эти годы. Драматургия стала другой, теперь в театре чаще говорят о проекте, чем о драматическом тексте, то есть существует совсем новое видение театра. И я сказал себе – необходимо спасать театр. Убежден, что фантазия и воображение связаны с самим актом написания текста. Именно драматурги в конечном счете и есть те, кто каждый раз придумывал театр. Сегодня мне тяжело думать все время о «проектах», быть в трауре по авторам, которых и сегодня великое множество, но они все менее известны. И это гораздо большая трагедия, чем кажется. И я решил для себя – если я приду в Одеон, то для того, чтобы показать, что наше, как считают, анахроническое ремесло, на самом деле не так уж анахронично. И зрители все еще рады слушать настоящие литературные тексты. Я вижу свою миссию как попытку спасти искусство, которое все больше каталогизируется как анахронизм. Сегодня многие говорят : а зачем вообще драматургический текст? А зачем вообще играть в театральном здании? Еще немного, и меня вообще будут упрекать в том, что я работаю с профессиональными актерами. Говорят: сегодня интересно работать с текстом, опирающимся на документ, с участием людей с улицы, которые расскажут о том, что с ними произошло.

Я – человек, влюбленный в литературу, в слово, конечно не в любое, но в слово, прожитое актерами на сцене так, чтобы оно в стало реальностью. И мне кажется, что и это тоже сегодня исчезает. Я радовался, получив Одеон. Но теперь я очень обеспокоен его будущим – только что Луис Паскуаль вспоминал, что в его бытность директором театра Европы вопрос бюджета быт вторичным. А для меня он один из самых главных. Я принял руководство Одеоном одновременно с приходом нового правительства, и мне дали понять, что бюджет, который я просил у их предшественников, очень завышен, и это несправедливо по отношению к другим театрам. Так что теперь у нас бюджет настолько сокращен, что мы можем позволить себе только две постановки в год. И европейские театры мы приглашаем гораздо меньше, чем в прошлые годы. Конечно, это связано с тем, что идея театра Европы сегодня не является привилегией Одеона, многие парижские театры приглашают спектакли со всего мира.

Я очень рад быть во главе Одеона, но у меня много сомнений по поводу того, как продолжать далее, чтобы он оставался живым, а не только памятником истории. Потому что отсутствие премьер, пустые залы превращают театр в памятник. И я с нетерпением жду, когда культура займет подобающее ей место: в Европе, переживающей огромный кризис, считается, что культура стоит дорого, и на ней надо экономить. Так думать, мне кажется, самая большая ошибка».