5 декабря 2015 – 30 мая 2016 – Comédie-Française
Эрик Руф – из тех людей, про которых хочется сказать, красивый человек. Великолепный актер, настоящий герой-любовник и просто герой в классическом смысле этого термина, и при этом все сыгранные им персонажи обладали какой-то почти чеховской трепетной интеллигентностью. Еще Руф – замечательный сценограф, тонко чувствующий сцену, эпохи, краски. Еще была его постановка Ибсена ,«Пер Гюнт», почти единогласно получившая Гран-При критики как лучший спектакль 2012 года. В общем, известие о назначении Эрика Руфа художественным руководителем Комеди-Франсез вызвало ликование. Хотя было очень обидно, что он решил полностью отказаться от ролей, оставив себе только две другие ипостаси: режиссера и сценографа. И вот – первая его постановка в Комеди-Франсез в новом качестве. Кому многое дано, с того многое спросится. Впечатление престранное.
Эрик Руф решил, что прочтение «Ромео и Джульетта» слишком погрязло в романтических клише. Поэтому он посчитал нужным освободить Шекспира от традиции трагической поэзии. Был взят перевод 19-го века, сделанный сыном Гюго, Франсуа-Виктором. Перевод плоский, прозаический: язык бесконечно упрощен, текст досконально очищен от поэтических излишеств Шекспира и приближен к буржуазной драме. «Сложность языка Шекспира может быть препятствием для понимания»,- высказывается в программке режиссер.-Поэтому французский перевод должен быит простым, а сложность отдана конструкции персонажей и их взаимоотношениям». Когда раскроется светлый льняной занавес (заменивший традиционный, из красного бархата), мы услышим голос певца, исполняющего чарующую итальянскую песню перед толпой на площади сицилийского городка. Спектакль продолжается народным праздником, который заканчивается потасовкой между местными, и почти сразу переходит в бал у Капулетти. Действие происходит в 30-е годы в беднейшем районе южной Италии, где еще царствует закон кровной мести и всесильна мафия. Шекспировская Верона у Руфа оказывается где-то между Неаполем и Палермо.
Собственно, Капулетти и Монтекки – не аристократические фамилии, а два клана местных мафиози, правда, мелких мафиози. Ничего грандиозного – Капулетти в исполнении великолепного Дидье Сандра похож на домашнего деспота, в духе Мольера, этакий Оргон. Мама Джульетты в исполении Даниэль Лебрен- провинциальная матрона средних лет. В общем, мама и папа Джульетты вполне себе бурлескная семейка. Бал – народный праздник в провинциальном городке, с его вульгарностью, открытой сердечностью и трепетной данью традиции. Женщины, наряженые Кристианом Лакруа в платья красивых пастельных тонов, мужчины в черно-белом- как обязывает традиция. Сценография Руфа представляет высокие белые фасады домов, типичные для итальянского юга, но они подвижные, что позволяет быстро менять планы – интерьер-экстерьер. Как в кино. Экстерьеры с рукомойниками и самой простой мебелью, вроде железной кровати Джульетты, тоже отсылают к типичным картинкам итальянского юга. Вернее, к условным картинкам, которые мы знаем по итальянскому кинематографу 40- 50- 60-х годов. Но не интеллектуальной традиции, а той, что больше связана с комической простонародной культурой. Засим в спектакль введен характерный чернокожий актер Бакари Санкаре: «Ромео и Джульетта» начинается с его обращения в зал в роли шекспировского Хора, сыгранного как интермеццо в комическом стиле африканских сказок. Своего рода человек из народа, обращающийся к публике. И он же заканчивает историю «Ромео и Джульетты». Впрочем, внутри спектакля его присутствие тоже будет значимым: специально для него Руф значительно расширил роль брата Джованни, который присутствует во всех сценах рядом с наставником Ромео, братом Лоренцо, либо с комическими лацци, либо попросту разделив с монахом его реплики. А вот Кормилица и Джульетта, чтобы остаться незамеченными, непонятно почему гуляют по улицам бедного захолустного городка в знаковых одежках роковых героинь итальянского кино 60-х, черные очки и платок, завязанный на шее. Вообще, Кормилица Клод Матье, в отличие от мамаши Капулетти, совсем не вульгарная простушка, она скорее наставница Джульетты, чем просто прислуга.
Трагедия Шекспира решена как драма с элементами комедии. Перед «балом» Ромео и банда его друзей исполняют танцы из эстрадного шоу в стиле 30-х. Нет поединков – ни словесных, ни на шпагах. Вся история Ромео – страшно прозаическая. Проговаривают текст так походя, что не все слышно Если Шекспира можно сравнить с музыкантом, извлекающим из инструмента – языка чудесное разнообразие звуков, то здесь музыкант оказывается любителем, а инструмент – каким-то рожком пастушьим. Весь текст Меркуцио с его невероятными словесными каламбурами выпал, вообще все, что не двигает сюжет, за ненадобностью отпало. Руф говорит, что хотел прежде всего рассказать историю – сюжет пунктиром рассказан. Но стоит ли только ради этого браться за Шекспира? Любовная история получилась какая-то пресная, лишенная настоящих сильных эмоций. Прежде всего, потому что Ромео – Джереми Лопес не просто страшно зауряден, но вообше лишен даже намека на харизматичность. Он скорее сентиментален- так в сцене праздника он тоже берет микрофон и поет, «Скажите, девушки, подружке вашей» на опустевшей площади, где на него и обратит внимание случайно проходившая мимо Джульетта. И через несколько минут, преодолев робость, они будут целоваться в закутке у обшарпанного рукомойника. Потом популярная неаполитанская мелодия «Скажите, девушки» становится лейтмотивом всей любовной истории. В которой нет ни страсти, ни накала. Для Руфа Ромео – антигерой по определению. Наверное, весь интерес этого спектакля –Джульетта, сыгранная Сюлиан Брахим. Эта тоненькая хрупкая девочка, похожая на подростка, оказалась невероятно сильной и отчаянно смелой. Она единственная подлинная героиня трагедии в этом безгеройном пространстве. (Не случайно, здесь не сражаются на шпагах – убивают ножами, исподтишка).
Две главные придумки, сцена на балконе и гробница Джульетта, объясняют замысел режиссера. Балкона нет. Есть карниз полуразрушенного дома на головокружительной высоте, под самыми колосниками, на который пробирается Джульетта, чтобы высказать небесам свои чувства к Ромео. Головокружительное чувство опасности, в которую вводит сама себя Джульетта, пылающая так, что ничего не остановит. Понятно, что Джульетта- единственная в этом спектакле, кто согласна рисковать, все поставить на кон, все отдать за минуты любви. Я не знаю, видел ли Эрик Руф спектакль «Молодец» по Цветаевой, который поставили Владимир Панков и Люси Бeрeлович несколько лет тому назад с Сюлиан Брахим, но странным образом, история Маруси, полюбившей упыря, и смело поплатившейся за это жизнью – перекликается с ее Джульеттой. Любовь – не радостный дар, а наваждение, ведущее к скорой смерти.
Дальше все происходит очень быстро, весь смысл их любви – в быстротечности. Никаких тирад о Розалинде, дружеских перебранок, переговоров с аптекарем. Текст, как уже говорилось, сильно сокращен. Верона здесь, как никогда, – город горячего солнца, острых шпаг( ножей), и коротких жизней. Кажется, герои ни на что не отвлекаются, чтобы наконец приблизиться к развязке и оказаться в гробнице Капулетти. Она решена здесь как чертог смерти, апофеоз смерти, присущий сицилийской традиции, высшее проявление которой – катакомбы капуцинского монастыря в Палермо. Где в течение веков хоронили стоя тела забальзамированных усопших в городских одеждах.
Именно так, в роскошных одеяниях из парчи среди других торжественно выстроившихся мертвецов предстанет Джульетта. И становится понятен смысл неистовой гонки влюбленных, словно постоянно торопивших события – в сущности, их любовь была лишь прологом к настоящему торжеству, их союзу в смерти. Поэтому патетический финал с примирением семей Монтекки и Капулетти Руфу оказался не нужен – единственно возможным комментарием к смерти становится ёрнический постскриптум от «капо комико», Бакари Санкаре.
Crédit photo: Vincent Pontet