9 марта -1 апреля 2016 года –Palais Garnier
Трансляция на сайте Culturebox c 25 марта 2016
У Дмитрия Чернякова прочная репутация ниспровергателя и разрушителя традиций. И вот новый экспериментальный спектакль в Парижской Опере- два шедевра Чайковского, опера «Иоланта» и балет «Щелкунчик». Причем если «Иоланту» в Парижской Опере поставили впервые, рождественская феерия «Щелкунчик»от Нуреева давно стала неотъемлемой частью репертуара. По случаю вспомнили, что премьера «Иоланты» и «Щелкунчика» в Мариинском театре в 1892 году прошла в один вечер (как уточняют в Париже, по французской моде того времени). Но Черняков идет дальше. Он настаивает на том, что это единое музыкальное произведение, основанное на единстве партитуры (Чайковский работал над ними параллельно), и объединяет в один трехактный спектакль, переписав либретто, перемешав персонажей и поручив хореографию трем разным хореографам. На премьере, из-за забастовки перенесенной на 11 марта, публика приняла опус Чернякова восторженно !
Действие «Иоланты», режиссер (он же сценограф спектакля) поместил в барскую гостиную дореволюционной России. Вся опера играется в единой декорации: на сцене комната с мебелью светлых тонов, с двух сторон украшенная напольными вазами. Одна с белыми, другая с красными розами. Теми самыми, что по сюжету должна была в саду срывать слепая Иоланта, перепутав цвета, и тем самым выдав свою слепоту. В последней опере Чайковского, действие которой происходит в Средневековом Провансе, Черняков не увидел ничего загадочного, ничего от символистской пьесы со множественными смыслами. Иоланта – камерная семейная драма, особенно по сравнению с вселенскими катаклизмами, которые ожидают нас во вновь сочиненном «Щелкунчике». Великолепные голоса, очень сильная эмоциональная, психологически точная игра актеров, особенно изумительное сопрано Соня Йончева. Король Рене – царская стать и бас Александра Цимбалюка. Роберт (баритон Андрей Жилиховский) и Водемон (тенор Арнольд Рутковски ), один –элегантный столичный ловелас, второй – застенчивый и неловкий военный, почему-то напомнили не французов-рыцарей куртуазной эпохи, а героев «Доктора Живаго». Знаменитая российская меццо-сопрано Елена Заремба подарила свой волнующий голос Марте –здесь не столько кормилице, сколько преданной фрейлине принцессы.
Слепая Иоланта и граф Водемон с их трогательной чистой любовью походили на прекрасных наивных детей, затерявшихся среди взрослых. Мир «Иоланты» еще полон гармонии и красоты, и в финале величественный апофеоз, в котором славят любовь и Всевышнего, сливается с восторженными аплодисментами зрителей. Но когда артисты выйдут на поклоны, их бросится обнимать девушка в современном цветастом платье. И в этом момент, подобно наплыву в кино, узкая сцена «Иоланты» отъезжает к заднику, а авансцена выдвигается в зал, образуя пространство большого изысканного салона, заполняющегося аплодирующими гостями: оказывается, «Иоланта» была любительским домашним спектаклем, разыгранным взрослыми в день рождения девушки, Мари. (В прологе « Иоланты » наряжают елку, видимо, день рождения героини нового « Щелкунчика » все-таки приходится на канун рождества). Исполнители оперы спускаются на авансцену уже как персонажи «Щелкунчика». Вернее их двойники, артисты балета, загримированные и одетые также, как оперные. Марта –элегантная хозяйка дома мать Мари, Король Рене –ее отец. Самый, конечно, очевидный двойник- Эбн-Хакиа, который станет Дроссельмейером. (Кстати, появление рыцарей, оркестрировано здесь доктором: именно он открывает им окно, показывает Иоланту, чтобы пробудить к настоящей жизни спящую красавицу). Рыжеволосый Водемон оказывается щелкунчиком-принцем.
От старой сказки остался чудесный праздник дня рождения, эта первая сцена балета сочинена хореографом из Лондона Артуром Пита/Arthur Pita с отсылкой на американские музыкальные комедии 50-х, и в костюмах, и в танцевальной стилистике, и в общей атмосфере беззаботной легкости (все хореографы каждый раз работали строго в рамках замысла, предложенного режиссером). Здесь много выдумок: розыгрыши, домашние игры, от ручейка до пиньяты с куклой Щелкунчика, комические интермеццо вокруг подарков, один другого изобретательней, которые получает Мари от любящих родителей и их друзей (среди подарков -портрет Чайковского, ироничный реверанс композитору от создателей спектакля). На вечеринке завязывается любовная история между Мари и Водемоном,тогда как гости расходятся.
Влюбленные целуются, и вдруг все возвращаются, но это мир словно свихнувшийся, сдвинутый с места, ополчившийся на Мари и Водемона – странному ночному кошмару соотвествует синкопная хореография канадца Эдуара Лока/Edouard Lock, построенная на бесконечном очень быстром повторении одних и тех же движений. Словно человек становится страшной механической марионеткой. Все заканчивается взрывом, от которого рушатся стены уютного мира, где жила Мари. Посреди обломков возникает удивительной красоты па де де героев, придуманное бельгийским хореографом Сиди Лабри Шеркауи/Sidi Larbi Cherkaoui : Мари (Марион Барбо) пытаться вернуть к жизни умирающего Водемона(Стефан Бюллион). Но напрасно. Остается только хаос и холодное заснеженное пространство. «Иоланта» казалась даже слишком корректной, слишком классической для Чернякова (в сущности, в его трактовке, царство короля Рене -это Россия, которую мы потеряли). Теперь понятно, что революционное безумие отдано второй части- « Щелкунчику »: раньше Черняков поверял современным мироощущением все классические оперы. Теперь настал черед балета. Вместо рождественской сказки –попытка апокалиптической трактовки истории. Пунктиром сюжет читается примерно так: Мари теряет Водемона, но он видится ей везде, его образ бесконечно множится, в какой-то момент она вновь обретает его, и вновь теряет, и так до финального взрыва падающего метеорита, который разрастаясь, поглощает в своем пламени все, а Мари просыпается в родительском доме.
Сюжет строится не нарративно, а как путешествие во времени и пространстве через цепь отдельных припоминаний, соответствующих структуре балетных номеров. Но при этом на музыку, ассоциировавшуюся с балетной феерией, Черняков вместил ассоциации на весь русский век-волкодав. Спектакль получился удивительно русским, Черняков пользуется колективной памятью народа, и я не уверена, что у французов, несмотря на подсказку в виде поэмы Мандельштама, «век мой, зверь мой» в программке, прочтение на этом уровне всегда возможно. Вальс снежинок: Мари оказывается внутри бесконечной черной метели, снег,смешанный с пеплом, валит с ног, в круговом движении вьюги серая толпа людей в ватниках, мужчины, женщины все смешалось, они то поднимаются, то падают замерзшими трупами (хореография Шеркауи ошарашивает, нежнейший вальс превращается в невероятную по силе воздействия лагерную симфонию. Или блокадную, Лениградскую).
Эпизод «еловый лес». Посреди видеопрекции леса (скажем, немного наивной, диснеевской), где бегают звери и летают огромные птицы, посреди этой чреватой разными ужасами трехмерной картинки, темноту прорезает слепящий свет фар, напоминающий о терроре черных «марусь». А Мари видится потерянный возлюбленный, он выходит из леса, силуэты множатся, окружают ее, словно наваждение (как и все экспрессивные сцены, хореография отдана Локу). В «Вальсе цветов» от Шеркауи вальсируется вся человеческая жизнь – танец мальчиков и девочек, потом юношей и девушек, потом мужчин и женщин, к которым присоединяются их дети, в конце одинокие старики, потерявшие свою пару (в самом деле, если вспомнить, сколько было сыграно таких сцен под этот вальс в старом советском кино).
Дивертисмент поставлен как иронично-нежное воспоминание о «Детском мире», такой же вожделенной стране для советских детей, каким был Конфетенбург для героини Гофмана: сцену заполняют игрушки в человеческий рост- неваляшки, космонавты, роботы, пингвины, доктор Айболит, куклы, среди которых прогуливается Мари и ее бесчисленные аватары (здесь поражают сами игрушки, механистическая хореография, придуманная для них Локом, очень ограничена). Национальные танцы изображают игрушки: арабский – старик -Хоттабыч, китайский –одинаковые фигурки в синих спецодеждах, как в революционных китайских балетах. Но это, скорее, не танец, а чисто театральный дивертисмент.
Финальное па де де и вариации, дуэт Мари и Водемона в хореографии Сиди Лабри Шеркауи потрясает: здесь и гимн абсолютной любви невероятной красоты, и трагическое прощание навсегда. И все это, и бездны страдания, и эмоциональный накал чувств, выражено в музыке Чайковского, которую мы словно открываем заново. (Так что теперь даже непонятно, сможем ли мы еще слушать эту музыку вместе с декоративными вариациями какой-нибудь феи Драже).
Если верить программке, Черняков всегда мечтал поженить балет и оперу. И ему это удалось. Как заметил рецензент газеты Echos, «принимаете вы или нет трактовку Чернякова, нельзя не восхититься грандиозностью замысла и красотой его осуществления ».
В начале 2016 года Дмитрий Черняков сделал «Леди Макбет Мценского уезда» Шостаковича в Лионской Опере, существенно скорректировав очень спорную постановку, показанную несколько лет тому назад в Дюссельдорфе, а потом в Лондоне. В Лионе спектакль был принят и критикой, и зрителями с большим энтузиазмом. В будущем сезоне Парижская Опера продолжит сотрудничество с Дмитрием Черняковым, а он – свой проект по знакомству европейской публики с русскими операми: это будет «Снегурочка» Римского-Корсакова.
Crédit photo: Agathe Poupeney/Opéra National de Paris