17-28 мая 2017 –Festival de Cannes 

От жюри 70-го Каннского фестиваля под председательством Педро Альмодовара, в которое входили такие принципиально разные творческие личности, как режиссеры Пак Чан-ук, Паоло Соррентино, Марен Аде, Аньес Жуаи, актеры Уилл Смит,  Джессика Шастен, Фань Бинбин и французский композитор Габриэль Яред,  вряд ли можно было ожидать согласия. (И, как потом выяснилось, споры между ними были в самом деле  самим непримиримыми).  Между тем, по общему мнению, жюри удалось выбрать для Пальмареса именно те фильмы, которые вызвали наибольший интерес международной прессы, и сделать это так искусно, что журналисты газеты Фигаро сравнили этот выбор сам по себе с шедевром.

                       Единственное исключение – «Нелюбовь» Звягинцева (см.рецензию)-: фильм показанный в первый день фестиваля, так до самого конца и оставался лидером рейтингов прессы, как по версии французского Film Français, так и англоязычного Screen International, но получил лишь Приз жюри. Что, впрочем, совсем неплохо, если учесть, что в предыдущие годы многие фильмы, лидирующие в рейтингах прессы, как в 2016 «Тони Эрдманн» Марен Аде  или «Патерсон» Джима Джармуша, вообще остались ни  с чем. Почему шедевр? Ничего случайного – из не самой выдающейся программы (все-таки абсолютно захватывающих  работ в этом году в главном конкурсе не было ни одной) сумели выделить именно те фильмы, которые стоило выделить. И программно забывшие чудесную «Окчу» – платформа интернет-видео Nitflix  бросила вызов, отказавшись показать фильм в кинотеатрах, и жюри этот вызов приняло. 

        Фильм шведа Рубена Эстлунда не случайно получил Пальму: в «Квадрате» в форме элегантного памфлета сошлись многие фестивальные темы (клинический портрет общества, распад мира через распад отношений родители-дети, тема художественного творчества- Годар, Роден, главный герой – художник в «Истории семьи Майровиц»). С  тонкой иронией Эстлунд обыграл также темы многие темы современной жизни,  все привязав в конечном счете к актуальному искусству  – священному пространству вечных ценностей или вознесённому модой симулякру? Режиссер шутит и над  арт-кураторами,  и над журналистами, и над  посетителями музея, и над уборщицами, которые не способны  отличить  дорогостоящий арт-объект, вроде  инсталляции из пирамидок гравия, от груды мусора. (Кстати, нужно заметить, что и сам фильм облачен в элегантную форму объекта современного искусства). Эстлунд снял провокативный фарс как на мир современного искусства, так и на его  потребителей – европейский истеблишмент,  и более широко –иронизирует над всем строем жизни современного европейца. 

         Сама жизнь становится тоже только актом современного искусства – когда у главного героя картины,  Кристиана, куратора модного музея современного искусства, крадут кошелек и  телефон посреди многолюдной площади, сцена разыграна грабителями  как перформанс спасения девушки от приставаний хулигана с таким искусством, что долго непонятно  – это реальность или  прикол. чистой воды акционизм. Ничего не заподозривший Кристиан  еще долго жмет руку одному из «артистов». Наш куратор- образец  политкорректности,  он ездит на электрической «Тесле»,  подает нищим, много занимается своими двумя дочками, и поддерживает все прогрессивное. «Квадратом» в одноименном фильме называется инсталляция, интерактивный гуманитарный проект, который он готовит к выставке. Человек, входящий в пустой периметр Квадрата, должен немедленно откликаться на беду любого другого, помочь, выразить сочувствие и сострадание. Альтруистический Квадрат, воспевающий высокие моральные ценности, вряд ли вызовет широкий резонанс,  чтобы привлечь внимание прессы и общества, и специалисты по маркетингу прибегают к самой что ни на есть аморальной картинке, делают клип, в котором  взрывают в центре квадрата  белокурую девочку-нищенку. (Роль Кристиана-  прекрасная работа датского актера  Клеса Банга. Альмодовар признался, что если бы не регламент, не позволяющий фильму Пальмы давать другие призы, Бангу дали бы приз за лучшую мужскую роль).

          Попутно с иронием по поводу искусства, вошедшего в систему потребления, режиссер язвительно показывает оборотную часть общеевропейского культа политкорректности и толерантности: вот нищенка-мигрантка, комфортно усевшись в Макдональде, нахально требует, как должное, чтобы Кристиан купил ей сэндвич, «И пусть лук вынут», тоном приказа добавляет она слегка ошалевшему куратору.  Вот во время лекции в музее никто не решается вывести из зала  человека, выкрикивающего несвязные ругательства в адрес выступающего: нельзя же трогать больного. Вот сотрудник Кристиана, не слишком молодой папаша-хибстер приходит на заседания худсовета  с младенцем в люльке, и все терпеливо ждут, пока ребенок орет.

     Но если современно искусство стало частью общества потребления, человек принадлежит и первому, и второму, и, подобно объекту современного искусства, стремится сегодня к очищенной от эмоций абстракции. (Когда журналистка,  с которой он переспал, пытается придать их отношениям неформальный, более человечный формат, Кристиан пугается этого гораздо больше, чем присутствию обезьяны, с которой делит дом его случайная подруга). Чувства тоже одноразовые, потребляются и отбрасываются, как использованный кленекс или немодный пиджак. Нужно создать искусственный объект, тот же квадрат, чтобы получить свои 15 минут любви. Кристиан много занимается своими двумя дочками, которые после развода живут с мамой. Но сцены  между ними практически немые,  несмотря на искреннюю привязанность,  они тоже существуют  в эмоциональном вакууме.  Именно из конфортной эмоциональной абстракции выводит Кристиана случай с кражей : главная интрига  фильма завязана на поиски украденного телефона, в процессе которых герой попадает в  дом  эмигрантского спального района, вычисленном его навигатором, и, не без боязни, распространяет всем жителем письмо с требованием вернуть украденное. Как не странно, телефон в самом деле вернут. Но параллельно некоторое время спустя  появится мальчик, который начнет преследовать Кристиана : родители обвинили сына в краже телефона.  И теперь он  требует от Кристиана публичных извинений за безосновательное обвинение. То, что вначале кажется незначительным курьезом, приобретает такой смысл, что все устроенное существование героя летит в тар-тарары. Одна из самых потрясающих сцен фильма, настоящий катарсис-  когда этот обворожительный пофигист и эстет  в костюме от самого модного кутюрье под потоками проливного дождя отчаянно перебирает груды мусора на помойке, пытаясь найти огрызок бумаги с телефоном мальчика.

       Одна из функций современного искусства –щекотать нервы пресыщенной буржуазной элиты  сценами насилия и тд.  Центральный эпизод фильма  -художник-акционист, рычащее лицо которого мелькает в нескольких музейных эпизодах, появляется собственной персоной:  голый мужик –горилла  с костылями вместо конечностей,  заказанный как аттракцион  на элитарном светском приеме для меценатов музея –самых богатых людей планеты, как назвает их Кристиан,  начинает свой жестокий перформанс, но так, что в какой-то момент уже неизвестно перед нами злобный садист с животной страстью ликующий от страха своих жертв или артист, и  становится по настоящему страшно (эта сцена сама по себе блестящий перформанс американского актера и хореографа Терри Нотари): гости , которых он делает свои объектом, в панике сбегают, остальные настолько терроризированы, что в конце концов элегантные джентльмены с остервенением бросаются  его бить. (Сцена явно вдохновлена незабываемыми акциями «человека-собаки» Олега Кулика в Стокгольме 90-х, поэтому перформер  здесь тоже носит русскую фамилию). «Этот фильм – о диктатуре  политкорректности, которая мучительна для человека так же, как и любая другая диктатура», – сказал Альмодовар, комментируя свой выбор. (Напомним, « Квадрат » попал в конкурс в последний момент, хотя в Каннах Эстлунд  не новичок: его  предыдущий фильм, «Форс-мажор», показанный в программе «Особый  взгляд» в 2014, был даже удостоен приза жюри).

       Гран-при (вторая по значению каннская награда) была отдана фильму «120 ударов в минуту» французского режиссера Робена Кампийо. Его фреска о  том, как активисты ассоциации Act-Up Paris пытались всеми средствами привлечь внимание обшества и властей к проблемам СПИДа во Франции 1990-х годов на фоне сильной любовной истории двух молодых людей, обладала эмоциональной энергией, которой были лишены большинство фильмов конкурса.  То, что фильм построен на  выстраданном личном опыте режиссера, одновременно его плюс и минус. Ощущение  подлинности, как будто перед нами документальная съемка (Кампийо снимал на три  камеры, чтобы была более естественная игра). Заседания в Act Up перемежаются безупречно смонтироваными кадрами гей-парадов и зрелищных акций протеста, замедленными кадрами ночных тусовок. Но дальше  все сцены с главным героем, умирающим от спида, нагнетающие чувства,  – это такой запрещенный прием, удар ниже пояса. Все работает, чтобы сделать историю трогательнее. 

      Приз за режиссуру получило София Коппола за  «Роковое искушение»: римейк одноименного фильма Дона Сигела с Клинтом Иствудом в роли раненого капрала во время Гражданской войны Севера и Юга, которого  спасают воспитанницы пансиона благородных девиц. Здесь в роли капрала Колин Фаррелл, среди девиц замечены Кирстен Данст и Николь Кидман.Наверное, это единственный приз, вызвавщий вопросы: традиционный  костюмный голливудский фильм. Добротная работа, но приз за режиссуру дали, как говорилось в кулуарах и не только, с оглядкой на папу.

         «Из ниоткуда»  Фатиха Акина – актуальная драма про террористов и их жертвы, только   роли поменялись – нацоналисты-немцы  против мигрантов-мусульман, а не наоборот. Весь фильм вытягивает  на себе Диана Крюгер. После гибели мужа вместе с сыном от бомбы террористов и оправдания убийц, у которых железное алиби,  ее героиня берет миссию осуществления правосудия на себя, постепенно превращаясь из обычной корректной немки  чуть ли не  в героиню греческой трагедии, фурию-мстительницу. В общем, приз за лучшую роль, отдали  Диане Крюгер, и это понятное решение.

        Особый Приз, выдуманный специально по случаю 70 –летнего юбилея,  дали  Николь Кидман. Не зря же она в конце концов  участвовала в четырех фильмах официальной программы (помимо перечисленных, это внеконкурсная комедия «Как разговаривать с девушками на вечеринках» Джона Кэмерона Митчелла и эпизод из сериала «Top of The Lake» Джейн Кемпион. Актриса на церемонию не приехала, вместо нее запустили видеоприветствие. («В будущем году вообще награждения прйдут по скайпу» ,- пошутил в своем твиттере журналист газеты Монд).

         Картине шотландки Линн Рэмси «Тебя никогда здесь не было»  присужден приз за лучший сценарий  ex-acquo  с «Убийством  священного оленя» грека Йоргоса Лантимоса. Фильмы очень не равноценные по уровню, но оба примыкающие к направлению,  условно говоря, экспериментального жанра. Фильм  Рэмси– новый кинематографический объект, не подлежащий детальному интерпретированию. Составлен из сколов, в которых все поддается ерническому переиначиванию. Начиная с главного героя: киллер (Хоакин Феникс почти неузнаваемый в заросшем бородой маргинале) здесь грустный и нежный, трогательно любит мать, с которой разделяет кров, и больше, чем других, мечтает убить самого себя. То есть весь фильм киллер Джо ищет способы самоубийства, а большую часть экранного времени проводит с целлофановым  пакетом  на голове, прикидывая сколько времени он может продержаться. Это воспоминание о каком-то  детском травматизме, связанном с фигурой отца, но конкретно ничего не ясно, из сполохов воспоминаний можно только догадываться, что глава семьи терроризировал их с матерью. Эта тема с тренировками в целлофане выльется неожиданно в  единственно романтическую сцену фильма –решив устроить матери грандиозный похоронный церемониал, он вместе с телом умершей погружается  в очень красиво снятых кадрах все глубже и глубже, к самому дну, считая как в детстве раз два.. три…, а потом все- таки успевает всплыть. В этом апофеозе сыновьей любви он преодолел наконец   собственный страх и добился столь желанного рекорда на выживаемость. (Очень помогает созданию настроения партитура Джонни Гринвуда). Еще герой Феникса, бывший спецназовец, воевавший в Ираке, явно умеющий профессионально обращаться с оружием, для убийств употребляет бытовой молоток. Так убивают своих воображаемых противников дети. А он, по сути, и есть никогда не выросший ребенок. Наверное, не случайно, его миссия- спасать детей их рук педофильской мафиии. Одна из жертв –дочка сенатора, проблемная девочка, рано потерявшая мать.  Собственно, главное событие, если такое вообще здесь присутствует, спасение этой девочки. Но в день, когда он ждет папу-сенатора с вознаграждением, тот выпадает с 22-го этажа своего офиса. Дальше оказывается, что на девочку запал не кто иной, как губернатор штата – ее опять забирают.   И теперь Джо дело предстоит иметь с хорошо организованной полицейский машиной. На все способной. Но тут добавляется интересная деталь. Сама девочка, которую играет  Ekaterina Samsonov,  очень странное создание  с лицом набоковской нимфетки и не совсем понятными мотивациями, в которой киллер узнает родственную душу. И будет ее спасать вопреки всем и всему. Опять с молоточком. Но когда он войдет наконец в вожделенную комнату губернатора, то застанет того с порезанным бритвой горлом. А бритва – в руках у девочки с невинным взглядом.  Да, что говорить, мир Рэмси полон невыразимых странностей –  вот, одолев  подосланного к нему убийцу, Джо в изнеможении растягивается рядом с умирающим,  и они в унисон подтягивают бог весть откуда доносящуюся популярную мелодию. В общем, вы поняли, если Хоакин Феникс получил награду  за мужскую роль –это справедливо. Кстати, к типологии Джо примыкал герой другого конкурсного фильма – неожиданный Роберт Паттинсон ( « Good Times » братьев Сафди) в роли этакого  ангелоподобного экстерминатора, под  энергоподъемную музыку Игги Попа уничтожающего любое препятствие на пути спасения своего любимого слабоумного брата.

           Но, как уже было сказано, приз получил Лантимос. « Убийство  священного оленя»  открывается с операции на человеческом сердце, оно пульсирует в сверхкрупном плане, кровавый комочек показанный с физиологической дотошностью, так что хочется отвернуть глаза. Эта преамбула – из жизни главного героя, кардиохирурга, но больше от внутренней темы самого режиссера, выявленной еще в его фантастической притче «Лобстер»- животное начало человека. Но перейдем к сюжету: главные герои фильма – кардиохирург Стивен и его жена Анна, тоже врач, живут абсолютно благополучной жизнью  со своими двумя детьми. Однако у Стивена есть секрет – он тайно встречается  с подростком по имени Мартин, дарит ему дорогие часы, водит в кафе и даже приглашает в свой дом. Почему, кто он?  Может быть,  внебрачный сын? Или объект эротического влечения?  Лантимос некоторое время играет со зрителем, нагнетая интерес, тем более, что мальчик начинает вести себя как- то неадекватно, навязчиво преследовать Стивена, ультимативно требуя встреч. Тревожащая странность Мартина все более напрягает. Вот, например, он предлагает доктору жениться на его маме, с его точки зрения, они друг другу очень подходят. Тут и Стивен начинает находить ситуацию странной, и пробует оградиться. Хотя к этому времени мы уже знаем, что Мартин – сын его пациента, умершего во время операции. И вдруг таинственным образом заболевают дети – сын и дочь, один за другим, оказываются парализованными. Несмотря на то, что всевозможные анализы и консультации светил показывают, что никаких нарушений нет, дети чахнут. Греческий режиссер представил здесь все атрибуты своего фирменного стиля – абсурдистский сдвиг посреди реальности самой что ни на есть обычной. Но, в отличие от «Лобстера», так поразившего всех два года тому назад,  в «Убийстве…»  все кажется излишне длинно, нарочито схематично. Вплоть до финала, когда окажется, что эта на вид заурядная американская семья втянута в трагедию Рока. Мальчик считает, и, как выяснится,  возможно справедливо, что на хирурге лежит вина за смерть отца. И теперь, чтобы восстановить справедливость, он должен принести в жертву одного из своих близких. Причем выбор должен сделать сам. Иначе погибнут все. Понятно, что доктор в это не верит. Но все его попытки вылечить детей, так же, как воздействовать на Мартина силой, ни к чему не приводят. Придумано действительно лихо. Но древнегреческая трагедия привязана к современности уж больно нарочито. 

       Приз  международной критики FIPRESСI достался дебютному фильму Кантемира Балагова « Теснота », представленному в программе « Особый взгляд ». B это  логично, картина  осталась для многих одним из самых сильных открытий фестиваля. 26 -летний ученик Сокурова из Кабардино-Балкарии сделал фильм от первого лица, в основе сценария его собственная  любовная история с девушкой из еврейской общины Северного Кавказа, семья которой препятствовала их  отношениям. И хотя картину зачинает закадровый голоса самого режиссера, « меня зовут Кантемир Балагов », на самом деле он снимает не частную историю, а  притчу – о том, что такое свои и чужие, о том, как тягостна любая очень сильная этническая завязка. Как она затягивает, как хочется из этой тесноты вырваться на свободу, избавиться, как в случае с главной героиней  фильма, Илоной. И одновременно есть в ней особая энергия, очень сильно притягивающая. « Теснота » начинается с  подробно показанной еврейской свадьбы в Нальчике, во время которой местные кабардинцы похищают  жениха и невесту. А потом требуют за них выкуп.  Хотя само похищение в сущности  не интересует Балагова, оно рассматривается как повод, чтобы показать отношения в семье и в общине перед лицом опасности, а все действие крутится вокруг сестры похищенного Илоны -эту роль очень мощно сыграла молодая выпускница Школы-Студии МХАТ Дарья Жовнер, которую французские критики  тутже стали сравнивать с  Сигурни Уивер. Фоном к фильму служит чеченская война 1998 года, которая совсем рядом, ее отголоски  ощутимы не только в довольно жесткой, не сентиментальной интонации, но и очень конкретно: одна из из самых шоковых сцен « Тесноты »- длительный эпизод просмотра молодыми кавказцами реальных записей  диких  убийств российских солдат чеченскими боевиками. Сцена по настоящему шокирующая, потому что видно, как эти мальчики  упиваются  садизмом  националистов  из соседней республики. Наверное, это единственный упрек, который все-таки можно сделать Балагову, хотя он  и настаивает, что это исторический контекст эпохи.