23 января -23 фераля 2019 – Palais Garnier, Paris

Во Дворце Гарнье к юбилею Парижской Гранд-Опера приурочили премьеру «Il primo omicidio» (Первое убийство или Каин) Алессандро  Скарлатти в постановке Ромео Кастеллуччи (он здесь выступил также как сценограф, художник по свету и дизайнер костюмов). Библейский сюжет об убийстве Каином брата его Авеля в оратории эпохи барокко как нельзя лучше вписывался в фантасмагорические инсталляции актуального художника Клода Левека на тему света и тьмы, « Сатурналии », которые были установлены вокруг парадной лестницы Оперы Гарнье  как раз к празднествам. Трактовка Кастеллуччи на удивление прозрачная и даже минималистская, на первый план выходит чистое звучание сакральной музыки Скарлатти и голоса вокалистов – B’Rock Orchestra из Гента дирижирует Рене Якобс (René Jacobs), один из лучших исполнителей барочной музыки. «Первое убийство» продолжает поиски режиссера в области сакрального, возможность представить, воплотить  на сцене непредставимое. Оратория Скарлатти  лишена действия, это медитация вокруг тематики первородного греха и братоубийства. Или роли зла в божественном замысле, как настаивает Кастеллуччи. 

В первом акте, который больше соответствует ритуальности сакральной музыки и напоминает концертную версию, на первое место выступают статичные фигуры протагонистов в современных одеждах. Адам (тенор Томас Валкер, Thomas Walker) и Ева (сопрано Биргитта Кристенсен Birgitte Christensen), изгнанные из рая, вместе с сыновьями (их партии исполняют женщины, меццо-сопрано Кристина Хаммарштром (Kristina Hammarström) и меццо Оливия Вермелен (Olivia Vermeulen), приносят жертвоприношения Творцу, дабы умилостивить его. 

Авель-пастух приносит в жертву ягненка (тот явлен в форме большого пакета для переливания крови), и только его жертва угодна Богу – Каином овладевает зависть, которую подогревает подоспевший Люцифер.  Кастеллуччи скорее симпатитизует Каину, настаивая, будто вся драма в том, что Каин – нелюбимый сын, и его поступок- ни что иное, как « проявление детской  нервозности, острой потребности признания. Его ревность к брату – парадоксальная форма любви, где грех совпадает с желанием быть избранным, быть любимым. Каин не знает последствий своего поступка. Первый среди людей он открывает смысл смерти. Но самое страшное наказание – это навязанное ему Богом чувство вины: он приговорен к жизни ».

В двух предыдущих опусах Кастеллуччи на библейские сюжеты, опере Шенберга « Моисей и Аарон » и  спектакле «Go Down, Moses» все, что связано с Богом, было представлено механикой, сложной аппаратурой, будь то раскрутка гигантской турбины  или управляемый двигатель космического аппарата, то есть Бог- это машина.  В « Первом убийстве » механикой представлены только алтари для даров, своего рода дымовые агрегаты: на « алтарь » неугодного  Каина просто накидывают чехол, и он замирает. А Бог здесь  – это мистические  колебания света:  волны света на заднике сцены, в духе цветовых полей Ротко (есть даже прямое цитирование, зеленое на синем), иногда прорезаемые яркими геометрическими линиями неона. Пока наконец в колебаниях света можно будет различить  расплывчатый силуэт гиганта с распластанными руками-крылами. По Кастеллуччи грех братоубийства, к которому подталкивает старшего брата Дьявол, тоже входил в божественный замысел, а значит Каин в какой-то степени такая же жертва, как и брат его Авель.

Бог (контратенор Бенно Шахтнер, Benno Schachatner) и Люсифер (бас Роберт Гледоу, Robert Gleadow) у Скарлатти только голоса, здесь они материализуются и в конце концов появляются на сцене в обычных городских костюмах, только  один в светлом, другой в черном.  Второй акт открывается на зрелищную картинку поля под звездным небом, где работает Каин-пахарь. Главная придумка Кастеллуччи – певцы перемещаются в оркестровую яму, к музыкантам (что очень органично для оратории, где доминируют арии под аккомпанемент инструментов), тогда как на сцене их мимируют дети-актеры.

Ребенок Каин забивает камнями брата, минитюрные копии  дублируют Адама и Еву, но также Бога и Люцифера.  Потом на сцене появляются другие дети, их много, они поднимают и осторожно омывают окровавленный труп мальчика-Авеля и заворачивают в белый саван.  А потом садятся в траву слушать причитания Адама и Евы, оплакивающих обоих своих детей.

Действо на сцене не иллюстрирует то, что поют вокалисты, но как бы снимает ужасную сторону убийства, потому что и палач и жертва – дети. И все то, что произошло, только продолжение их шалостей, жестоких детских игр. Или игрищ. Вот резвящиеся дети коронуют тряпичную куклу мальчика-Каина, похожую на карнавальное чучело. После избрания « короля детей » куклу вовлекли-закрутили в коллективную игру, в процессе которой от нее остается только туловище с головой, потом только голова, которая вскоре превращается просто в  мяч. И можно весело играть в футбол. Смерть преодолевается, становясь частью обновления круговорота жизни, как  в карнавале. 

В финале сцена полностью покрывается белым полиэтиленом, по которому бредут безутешные Адам и Ева. Земля словно погребена под этим саваном, но пластик разрывается и из него « рождаются заново » двое детей, мальчик и девочка, которые бегут обнять своих родителей. В ложе бенюара появляется Бог: он объявляет, что услышал мольбу прародителей, и дает им обещание многочисленного потомства и  Спасителя, который искупит все грехи. Так рифмуется у Кастеллуччи этот данный людям Новый Завет с образом старозаветного « первого убийства » из первого акта, когда на сцену спускался перевернутый готический алтарь триптиха « Благовещение ».

Год назад Ромео Кастеллуччи представлял замысел будущего спектакля во время гала-вечера в Опере. Нa вопрос, почему религиозная тема вообще занимает такое важное место в его творчестве, режисссер ответил, что, несмотря на то, что сам он  – человек не религиозный, он полагает, что религиозные сюжеты продолжают задавать нам очень мощные вопросы и привлекать вневременной красотой. Что является необыкновенно ярким материалом для театра.

Crédit photo: Bernd Uhlig / Opéra national de Paris