Пиранделло в Одеоне как беллетрист посттравматических расстройств

10 сентября – 9 октября 2021Odéon-Théâtre de l’Europe

« Такая, как ты хочешь » (Comme tu me veux, «Come tu mi vuoi», 1930) Луиджи Пиранделло в постановке Стефана Брауншвейга – первая послекарантинная премьера Одеона- театра Европы. Спектакль, первоначально заявленный на январь, теперь открывает новый театральный сезон в сентябре. Это  четвертая постановка режиссера  по Пиранделло (он же автор перевода), мы уже писали о « Гигантах горы » и « Шести персонажах в поисках автора ».

Брауншвейг любит крепкий сюжетный театр. Cюда же вписывается и эта постановка Пиранделло.  Действие   начинается в  Берлине во второй половине 20-х годов, представленного пустым пространством на фоне зеленых драпировок кабаре.  На одной из вечеринок, которую дает в доме известного писателя, своего любовника, танцовщица кабаре Эльма, заезжий фотограф узнает в ней Лючию, жену своего друга-итальянца Брюно, пропавшую без вести во время войны.  Эльма, хотя однозначно не признает себя Лючией, соглашается встретиться с Брюно, ждущего жену целых десять лет. Второе действие происходит на вилле в Северной Италии  – Лючия -Эльма вернулась сюда с Брюно, и теперь после 4-х месяцев проведенных вместе соглашается встретить других членов семьи, которые должны признать в ней  утраченную Лючию-Чию, как они ее называют. История осложняется тем, что ревнивый любовник, решительно взявший бороться за Эльму, находит в психиатрической клинике в Вене сумасшедшую, судьба которой сходна с судьбой Лючии , и привозит ее на виллу. Так до конца остается не ясно – кто настоящая Чия, и на этой двойственности построена вся пьеса Пиранделло. Во время представления всплывает несколько имен, Эльма, Лючия, но сам драматург в списке действующих лиц  не случайно обозначает ее как Незнакомку.

Режиссер уводит акцент с исчезающей, мерцающей идентичности, обманчивости окружающего мира – что есть наше истинное я,  мир таков, каким он нам кажется, реальность иллюзорна, мы все  живем в разных реальностях, верим в свои придуманные истории, играем их в соответствии со своим воображением. В общем, до истины не добраться. А вопрос, интересовавший Брауншвейга, вовсе  не тонкости личностной идентификации, а что делать в мире посттравматических расстройств, в данном случае,  от последствий войны?  Трагическая невозможность обрести себя  после пережитого травматизма. Игровая природа ушла, происходит погружение в историческую перспективу, прежде всего через документальные кадры эпохи, из которой родилась пьеса.  Спектакль и начинается с титров, объясняющих что во время оккупации области Венето в 1917 году армией коалиции ( Австрия, Германия, Венгрия) солдаты разоряли  дома и жестоко насиловали женщин. Можно сказать, что это сюжетообразующий ход для Брауншвейга. Режиссёр, он же автор сценографии,  поместил посреди подмостков стеклянный помост, своего рода подвал памяти, который раскрывается в момент нового психологического шока героини, погружая сцену  в мерцающие кадры  черно-белой хроники – разрушенные  или обгоревшие остовы домов, следы разрушений войны. Потом, во втором действии, вместо преамбулы  – итальянцы, приветствующие дуче. На вилле Лючии  сценография воспроизводит в малейших деталях салон помпезного имперского стиля итальянских 20-х.

Недовоплощенный персонаж Пиранделло в спектакле Брауншвейга воплощается –  Хлое Режон/ Chloé Réjon  потрясающе выстраивает характер цельный, трагический.  Поиски себя после слома мира, попытка построить новую идентичность после катастрофы, почти на грани психологического триллера.  И каким-то особенно чудесным образом ей удается  абсолютно трепетная вибрирующая чувственность Лючии – она словно всю себя приносит в дар этому необыкновенному человеку, который был способен столько лет ждать.  Но на поверку любовь его оказывается не лишенной меркантильного интереса. И Эльма-Лючия окончательно выбирает иллюзорный мир  богемы – там хотя бы никто не претворяется, что он лучше, чем есть на самом деле.   Весь интерес спектакля – именна она, Хлое Режон.  Вообще женские партии в этом спектакле заметно удачнее, чем мужские – и Лена, тетка Лючии, заменившая ей мать, в исполнении яркой характерной актрисы  Анни Мерсье/ Annie Mercier, и Сумасшедшая в экспрессивном исполнении  Сесиль Кустийак/ Cécile Coustillac, тогда как  все мужчины оказываются трафаретными, чисто дежурными персонажами.