Достоевский в Картушри

18-27 января 2024Théâtre de l’Aquarium, La Cartoucherie de Vincennes

В Théâtre de l’Aquarium в рамках фестиваля  Bruit будет играться удивительный спектакль Лионеля Гонзалеса/Lionel Gonzalèz « La nuit sera blanche » (я бы перевела — «Белая ночь навсегда») по повести Достоевского «Кроткая». Он был поставлен прошлой весной в подвале театра  Gérard Philippe в Сен-Дени. Так и хочется сказать – в подполье. Еще один пример вечного героя Достоевского, человека из подполья. Сам Гонзалес и сыграет эту роль, исповедь « вслух » потрясенного мужа, «у которого лежит на столе жена, несколько часов назад выбросившаяся из окна». Гонзалес, актер и режиссер, открывает текст Достоевского этюдным методом, которому учился у Анатолия Васильева,  то есть импровизацией, что делает его присутствие на сцене живым, вибрирующим, почти физически передающим смятение обезумевшего от отчаяния человека.

Лихорадочный, словно в бреду, внутренний монолог героя, который, выплескивается наружу, не может не выплеснуться, требует разделить с кем-то эту непреложную боль, и он делится с нами, со зрителями.  Но по форме этот спектакль не монолог, а именно странный «фантастический рассказ», как называл его Достоевский, который создается на пересечении слова, музыкальной партитуры Тибо Перриара (Thibault Perriard) и перформанса Жанны Кандель (Jeanne Candel). «Я не направлял их, – говорит Гонзалес,- здесь три свободные партитуры, каждый артист ведет свою линию, надеясь, что между ними вспыхнет искра».
Невероятная звуковая и визуальная установка Thibault Perriard – кроме скрытого от глаз пианино, это гитара, ударные, горловое пение, щипковый старинный инструмент и странные, не музыкальные абсолютно предметы, типа подвешенных к потолку железок. И из всего этого музыкального «несоответствия» извлекаются обжигающие душу звуки.

Жанна Кандель- служанка Лукерьи, о присутствии которой вначале упоминается в рассказе лищь коротко, но которая становится так важна для героя после самоубийства Кроткой. Пока несчастный герой мучается вслух вечными вопросами, она как-то параллельно существует своей жизнью, состоящей из череды простых действий, без слов: драит руками полы, рубит капусту для приготовления обеда, стирает белье в лоханке, потом все это постепенно движется к ритуалу — окуривание пространства, омовение тела, зажигание поминальных свеч у иконы. И тогда само присутствие этой простой бабы со всем ее сводом правил, еще хранящих отблеск истинной веры в живую божью жизнь, читается как контрапункт ко всем умственным тупикам больной гордыни героя Гонзалеса.

Crédit photo: Pascal Victor