17 -28 января 2024 –Les Gémeaux, Sceaux

Римас Туминас представил в Париже свой новый толстовский спектакль, поставленный для израильских актеров театра Гешер ( спектакль на иврите с французскими субтитрами). Опять возвращение в его любимый 19 век, а в центре спектакля -пленительная Анна Каренина Эфрат Бен-Цур, удивительно совпадающая внешне с идеалом светской петербургской красавицы 19 века. Все остальные кружатся вокруг нее, как спутники вокруг блистательной планеты, сжигающей себя – отчаянно, без сожаления и угрызений совести –  в огне страсти. « Почему в Израиле вашей первой работой  стал опять спектакль по Толстому, »-спрашиваю я Римаса Туминаса после парижской премьеры (« Война и мир »- его последняя постановка в московском театре). – « В « Войне и мире », поставленном в  Вахтанговском театре,  я нашел новый театральный стиль, и мне захотелось поработать над ним еще и закончить. И здесь, в « Анне Карениной » я действительно закончил ». В самом деле, много общего, легкость и праздничность стиля, несмотря на драматический сюжет, отсутствие побочных линий и массовых сцен,  в спектакле театра Гешер все сведено к истории трех пар: Стива и Долли, Левин и Кити, Анна и Вронский, составляюшие любовный треугольник с Карениным. Опять черно- белая гамма костюмов и единая декорация в серых тонах (постоянный сценограф Туминаса, Адомас Яцовскис): здесь это высокая стена, в середине открывавшаяся на основание дворцовых колонн, а на сцене — только скамейки. Открытое пространство казённого дома, вокзала (здесь происходят решающие события в жизни Карениной), здесь люди не живут, а могут только встречаться.

Поэтому Кити, ставшая женой Левина, в изумительной бурлескной сцене начнет с детской  радостью обустраивать это пространство, привнося туда комнатные растения, ковер и все прочее, что создает уют милого домашнего очага. И только над самой  авансценой – роскошшая хрустальная люстра дворцовых залов, как напоминание об ушедшей красоте ушедшей эпохи. Спектакль построен во многом на музыкально-пластических рефренах. Начинается с песнопения из литургии русской православной церкви, которые потом будут повторяться еще дважды.

Но главный лейтмотив также, как в «Войне и мире», -вальс композитора Гиедрюса Пускунигиса. Здесь это тема Анны, в котором она раскрывается больше всего (хореограф Анжелика Холина). Первый вальс на балу Щербацких – танец страсти, откровенно не скрываюшей своей плотской чувственной природы. Анна танцует одна, отдается огненному вихрю этого вальса Пускунигиса, а потом ее подхватывает Вронский, их  захватывает ритм и влечет вместе в омут страсти, от которой ни Анне, ни Вронскому  не увернуться, как от рока. Но в отличие от романтической  партитуры Пускунигиса, рок, он же судьба, а может быть смерть, облекается здесь в одежды самые что ни есть прозаические — такой себе молодой человек, случайный прохожий, пальто в пол и вязанная шапка хипстера. А в руках большой колокольчик. Он отстранён, этот случайный прохожий, ничего патетического, но неизменно присутствует где-то рядом, иногда подсобит, передав аксессуары, как слуга просцениума. А в конце сдвинет с места деревянные скамейки, как будто дав разгон тому поезду, под которым погибнет Анна. Гибель это тоже танец —абсолютно выверенная хореография  движений, только горизонтальных, Анна крутится, перевертываясь, по полу.

В середине спектакля, в доме Каренина — опять звучит тема вальса, Анна в длинных развевающихся одеждах пускается по кругу, опять хочет танцевать, взлететь, но вместо этого лишь какие то одинокие сиротские взмахи рук, как большая птица с перебитыми крыльями. Анна – трагическая героиня, идущая до конца своего выбора, свой греховной любви  посреди буффонады обыденной жизни обыденных людей. Здесь вообще много ироничных эпизодов, Стива Облонский, например, и вовсе персонаж водевильный. Чудесно придуманная сцена деревенских радостей, поставленная как пантомима, в которой две супружеские пары симультанно играют, откровенно забавляясь, с тазиками для готовки варенья. То самое личное счастье, которое защищает Левин. Клоунская сцена, в которой приветствуют друг друга соперники, Каренин и Вронский. Вронский Авиль Азулей- красавчик, но как персонаж будто лишенный консистенции, обаяния, и совсем из другой эпохи, мундир ему явно не к лицу. Как будто режиссер относится к нему с некоторым презрением.

            Чувственной экзальтации, надрыву Анны противопоставляется харизма великолепного актера Маки Леона  -Левина, как человека естественной глубокой доброты и органической связи с живой жизнью.

В спектакле Римаса Туминаса легкое дыхание театральной игры. Вот братья, Константин Левин и Сергей  после какого-то второстепенного разговора о том, что есть благо, дурачась, вместе пытаются задуть хрустальную люстру, и этот полный театрального лукавства игровой эпизод затмевает полностью предыдущие моральные сентенции о религии любви и индивидуального счастья в гармонии с природой. Толстой в интерпретации Римаса Туминаса не моралист, скорее певец  жизни во всей ее противоречивой полноте. А что касается стиля – совсем « русским » назвала спектакль литовца Римаса Туминаса с израильскими актерами моя театральная подруга- француженка, я не могу с ней не согласиться.

PS. Французская критика встретила « Анну Каренину »  с большим энтузиазмом.

Crédit photo: Les Gémeaux; Affiche Paris-Europe