Луис Паскуаль, директор театра Европы (1990-1996) :

– Когда меня назначили директором Одеона, надо было прежде всего переделывать театр, который прозвали «гаражом». То есть из гастрольной площадки, которая в основном принимала готовые спектакли, сделать функционирующий театр с собственными постановками. Казалось бы, что тут такого значительного? Но для людей, которые способствовали превращению «гаража» в театр, это означало очень многое. Прекрасно, когда есть возможность принимать спектакли со всей Европы, Но неплохо было бы и самим производить европейские спектакли, и так, чтобы потом не стыдно было гастролировать с ними по миру. Другой аспект, который сегодня еще не упоминался, это деньги. Деньги- достаточно существенная часть нашей политики, потому что для того, чтобы привести англичан, или русских, для этого нужен существенный бюджет. У русских, например, в составе труппы бывает до 80 человек!

Но тогда деньги не имели первостепенное значение. Это был какой-нибудь второй или третий пункт в наших переговорах, но он никогда не был решающим. Это была эпоха, когда у театра деньги были.

Техническое задание в Одеоне было очень коротким, всего несколько пунктов -превратить его в перекресток идей, артистов для создания европейского театра ( что не могло меня не удивить, потому что в Национальном театре Мадрида,откуда я пришел, оно составляло 10 страниц). Театр – это не только те, кто на сцене, но и зрители, и отношения между театром и публикой были одной из главных линий нашей программы. Потому что, если вы отправитесь в Неаполь, вы увидите один тип отношений, в Стокгольме, совсем иной, в Стокгольме вы заметите, что они ходят в театр вместо визита к психиатору итд. Иногда выбор, который нами делался, когда мы приглашали иностранные труппы, идет ли речь об англичанах или о русских, соответствовал выбору театральной школы игры. В России или во Франции разный тип игры, потому что разный тип взаимоотношений на сцене. Я, наверное, больше никогда в жизни не услышу такого восторга в возгласах зрителей, открываюших новых драматургов, какие мне довелось услышать тогда в Одеоне: «Какой прекрасный текст!»

Жорж Лаводан, директор театра Европы (1996-2007):

Ек.Богопольская.- Что сегодня происходит с мечтой о театре Европы?

Жорж Лаводан.- Я думаю, что в известном смысле эти мечтания сегодня сбылись, во всяком случае во Франции никогда не было возможности видеть столько европейских спектаклей. Чего нельзя сказать о других странах, и прежде всего Германии, нашем главном партнере, где очень редко можно увидеть спектакли французские, греческие или испанские. То есть, с одной стороны, все очень обнадеживающе, с другой, остается осадок, чувство нереализованности этой мечты.

Ек.Б.- Когда Вы сами были директором Одеона-театра Европы, мы видели, по сравнению с последними годами, много русских спектаклей, Россиия все-таки составная часть культуры Европы…

Ж.Лаводан.- Да, конечно. К счастью, в театре мы не обязаны устанавливать пограничные столбы, что есть Европа, что нет, и нам казалось абсурдным, что такая огромная театральная территория, как Россия, не была бы представлена в нашем театре. И мы приглашали русские труппы, делали спектакли в Одеоне с русскими артистами, так я пригласил на постановку Анатолия Васильева («Тереза-Философ», 2007 год- Ек.Б.). И я уверен, что такое сотрудничество с Россией будет продолжаться и дальше.

И, в заключении, несколько слов об Оливье Пи, не присутствовавшем в этот день в Одеоне( см. видео Лаводана).

Люк Бонди, нынешний директор театра Европы:

«Я пришел в театр, который уже сложился как европейский, благодаря моим предшественникам, так что я не могу сказать, что я совершил революцию и сделал Одеон более что ли европейским, чем он был до меня. Я могу только продолжить начатое до меня. В моей программе для Одеона я не хотел бы монополизировать какого-то одного художника, я думаю, что это театр для многих авторов и режиссеров. Но мне кажется, что сегодня искусство режиссера утрачивается, а не только изменилось само понятие Европы. Я был долго директором Венского фестиваля и мог наблюдать изменения, произошедшие в театре за эти годы. Драматургия стала другой, теперь в театре чаще говорят о проекте, чем о драматическом тексте, то есть существует совсем новое видение театра. И я сказал себе – необходимо спасать театр. Убежден, что фантазия и воображение связаны с самим актом написания текста. Именно драматурги в конечном счете и есть те, кто каждый раз придумывал театр. Сегодня мне тяжело думать все время о «проектах», быть в трауре по авторам, которых и сегодня великое множество, но они все менее известны. И это гораздо большая трагедия, чем кажется. И я решил для себя – если я приду в Одеон, то для того, чтобы показать, что наше, как считают, анахроническое ремесло, на самом деле не так уж анахронично. И зрители все еще рады слушать настоящие литературные тексты. Я вижу свою миссию как попытку спасти искусство, которое все больше каталогизируется как анахронизм. Сегодня многие говорят : а зачем вообще драматургический текст? А зачем вообще играть в театральном здании? Еще немного, и меня вообще будут упрекать в том, что я работаю с профессиональными актерами. Говорят: сегодня интересно работать с текстом, опирающимся на документ, с участием людей с улицы, которые расскажут о том, что с ними произошло.

Я – человек, влюбленный в литературу, в слово, конечно не в любое, но в слово, прожитое актерами на сцене так, чтобы оно в стало реальностью. И мне кажется, что и это тоже сегодня исчезает. Я радовался, получив Одеон. Но теперь я очень обеспокоен его будущим – только что Луис Паскуаль вспоминал, что в его бытность директором театра Европы вопрос бюджета быт вторичным. А для меня он один из самых главных. Я принял руководство Одеоном одновременно с приходом нового правительства, и мне дали понять, что бюджет, который я просил у их предшественников, очень завышен, и это несправедливо по отношению к другим театрам. Так что теперь у нас бюджет настолько сокращен, что мы можем позволить себе только две постановки в год. И европейские театры мы приглашаем гораздо меньше, чем в прошлые годы. Конечно, это связано с тем, что идея театра Европы сегодня не является привилегией Одеона, многие парижские театры приглашают спектакли со всего мира.

Я очень рад быть во главе Одеона, но у меня много сомнений по поводу того, как продолжать далее, чтобы он оставался живым, а не только памятником истории. Потому что отсутствие премьер, пустые залы превращают театр в памятник. И я с нетерпением жду, когда культура займет подобающее ей место: в Европе, переживающей огромный кризис, считается, что культура стоит дорого, и на ней надо экономить. Так думать, мне кажется, самая большая ошибка».