15 января- 24 апреля 2022 –Comédie-Française; 6-22 февраля – запись прямой трансляции в кинотеатрах Pathé по всей Франции

Комеди Франсез празднует 400-летие Жана-Батиста Мольера  новой постановкой « Тартюфа ». Неожиданный  спектакль Иво ван Хове/Ivo van Hove удивлял с начала до конца. Было объявлено о постановке первой версии пьесы, « Тартюф, или Лицемер », той самой, что была показана Людовику XIV в 1664 году и тут же запрещена. На самом деле, пьеса утрачена, возможно даже , что  рукопись была просто сожжена.  И вот теперь, Жорж Форестье/Georges Forestier, историк театра, специалист по 17 веку, воссоздал утраченный текст – по обрывкам, по плану, по наброскам, но в основном использовали существующую версию 1669 года, известную как « Тартюф, или Обманщик ». 15 строф, своего рода связки, добавили. То есть это  не оригинал Мольера, а гипотеза о том, каким мог бы быть этот текст. Итак, изначально пьеса была написана в трех действиях, в ней нет любовной линии Марианны и Валера, и, главное, в ней не было пятого акта с чудесным разрешением всей интриги благодаря неожиданному вмешательству самого Короля. 

«Явился бог весть кто, неведомо откуда, в отрепьях нищенских, едва не босиком»(1), – эта фраза Дорины послужила отправной точкой для пролога от театра, в котором Оргон вытаскивает из груды тряпок бомжа, затем следует настоящий  церемониал по превращению клошара во вполне респектабельного господина: омывают в ванной, облачают в красивые элегантные одежды и впускают в дом. Теперь он – часть семьи. 

Лестница посредине, выводящая  на возвышение. C  двух сторон от нее – стеклянные вазы с цветами, современный дизайнерский интерьер с отсылкой к натюрмортам фламандцев. По заднику сцены  мерцающие контуры, едва видимые, каких-то старых декораций.Полумрак. Мерцание свечей в подсвечниках, зажженные факелы, черный планшет сцены – потрясающей красоты антураж создан постоянным сценографом Иво ван Хове Яном Версвейвельдом/Jean Versweyveld. Сценография как откровенная театральная машина. А время действия  перенесено  в современный Париж.  Музыка знаменитого композитора кино Александра Деспла/Alexandre Desplat сопровождает весь спектакль, создавая напряжение, как в хорошем триллере. Давно известно, что Иво ван Хове умеет работать с актерами, как никто. Здесь же все актерские работы просто восхитительны.

Все действие происходит на авансцене,  где посреди черных подмостков положен белый лист бумаги,  своего рода прямоугольник ринга. Или сакральное пространство для игры, где все может случиться. Каждой сцене предшествует титр (модное разделение на главки неодраматического театра). Первое явление  – выход величественной и  очень элегантной дамы  –  это мать Оргона, госпожа Пернель.  Да что там величественной –  Клод Матье/Claude Mathieu с безукоризненной осанкой просто царственна. Она – само олицетворяние установленного порядка,  и, понятно, полностью подавляет своего  единственного  сына. Безвольный Оргон – еще и  такой тихий импотент. И вдруг появляется этот странный чужак Тартюф. Ван Хове: «Я Сознательно пригласил на роль Тарюфа актера  молодого и  можно сказать, привлекательного».  В самом деле, Кристоф Монтенез/ Christophe Montenez играл в Комеди Франсез инфернальных харизматичных соблазнителей, Николая Ставрогина в « Бесах » и Мартина фон Эссенбека в « Проклятых »по Висконти.

Тартюф хлещет себя веригами, до крови, когда  появляется впервые в клубах  дымовой завесы.  Но он не церковник. Нет и речи ни о религии, ни об оскорблении благочестия. Если можно с кем-то его сравнить, то это таинственный Незнакомец из Пазолиниевской «Теоремы». Здесь именно мистическая связь, как и у Пазолини,  – Тартюф  Монтенеза не лицемер, не святоша. Вообще не притворяется. Он в самом деле одержим странными мистическими озарениями, которые таинственно притягивают к себе Оргона и Эльмиру. Настоящий соблазн плоти, а не обман, как потом в версии 1649 года, которую мы  знаем. Этот загадочный чужак – мистический  катализатор для каждого из членов семьи. Почти молитвенно готов отдаться Оргон, и как мы увидим, борется со своим страстным желанием Эльмира. Большая сцена после разоблачения Дамиса, прогнав которого  Оргон коленопреклоненно просит прощенья у Тартюфа, «как можно, милый брат», а тот  самоуничижается,  плачась о том, что здесь его не любят и « aх, брат, мне кажется, что смерть пришла за мной», доводя Оргона до слез, здесь  превращена почти что в пароксизм страсти. Можно сказать, что Оргон -Дени Подалидес/Denis Podalydès, прилипая взглядом к Тартюфу, касаясь  тела своего гуру, словно впадает в состояние мистического оргазма. Сцена так и названа «мистический брак».

Вызывающе чувственна молодая жена Оргона, Эльмира- Марина Ханс или Хэндс (известная  русскому зрителю  по фильму  «Лэди Чаттерлей»). Между ней и Монтенезом – завораживающие сцены откровенной чувственности. Любовная страсть Тартюфа – не напускная и забирает в свои тенёта  Эльмиру, Хандс здесь вся как ноющая рана желания, находящего отклик в  герое Монтенеза. Вокруг  ее игры с Тартюфом Иво ван Хове выстраивает загадочное поле притягательной  эротической энергии. (Какие-то детали наверняка упустились, я видела спектакль в прямой трансляции на большом экране, но крупные планы эротического томления были дивно хороши). Когда их разоблачают, Эльмира с тоской смотрит на уходящего Тартюфа, словно говоря -я не хотела этого, я не хотела, чтобы ты ушел. В сущности, эта новая  Эльмира гораздо более свободна, чем традиционная, она не боится своих желаний.

Персонаж, пытающийся противиться наваждению  по имени Тартюф – Клеант Лоика Кoрбери/Loïc Corbery. Как настоящий интеллектуал, старается  анализировать логически  ситуацию,  причем александрийский стих звучит  в его исполнении почти как тонкая психологическая драма.  Противится и чудесная Дорина Доминик Блан/Dominique Blanc – как средоточие  народного здравого смысла. Дамиса (Жюльен Фризон/Julien Frison)  он тоже смущает, но по-иному. Это мы увидим в развязке.

Единственная комическая сцена – ловушка  Тартюфа, выстроенняая как серия гэгов – голова Оргона несколько раз прорывает бумагу и  оказывается прямо перед  любовниками. Но увлеченный Тарюф его долго не замечает.

Спектакль заканчивается сценой с Мадам Пернель, которая несмотря ни на какие доводы не верит в обман Тартюфа. Доведенный до белого каления Оргон ей говорит. Ну, знаете, не будь вы матeрью моею, уж я бы вам сказал…Я просто сатанею». (Allez. Je ne sais pas, si vous n’étiez ma mère, Ce que je vous dirais, tant je suis en colère!). А дальше происходит неожиданное – Оргон покрывает маму тем самым белым листом бумаги. Когда  мы увидим ее в следующей раз, она будет мертва. Затем ее ритуально хоронят – обмывают, обряжают, кладут к телу те самые цветы из ваз.  То есть почти по Фрейду- символически убивают мать,  а с ней и старый порядок,  традиционную семью. К черту семью – в финале похоронив маму, начнут жить по новому.  И ничего страшного. В  коротеньком эпилоге от театра, который предваряют титры « Конец игры »,  мы увидим дружную семью Оргона вместе с Тартюфом. И да. Все побросали свои элегантные буржуазные костюмы, и выглядят как средний обыватель европейского города. Ах, да Эльмира сильно беременна. Я думаю, вопрос кто папа, вряд ли вызовет у вас сомнение. Дамис появится в женском платье, осознав свою гендерную принадлежность в духе нового времени. В общем, все дозволено, когда нами двигают живые чувства, и долой буржуазную мораль.  Как будто Мольер сам себе дает индульгенцию на все? Но свобода по отношению к классику, своего рода непочтительность, тоже входят в программу празднования, как она видится директору Комеди Франсез Эрику Руфу/Eric Ruf.

1/Здесь и далее – первод Михаила Донского

Crédit photo: Jan Versweyveld