5-28 марта 2024 –Théâtre de la Ville/Sarah Bernhardt
На сцене Театра де ля Вилль Сара Бернар состоялась премьера одного из самых ожидаемых событий сезона: Изабель Юппер/Isabelle Huppert играет Беренику Расина в спектакле одного из главных авангардистов современной сцены Ромео Кастеллуччи/Romeo Castellucci. Однако. Критика недоумевает, зрители массово покидают зал в середине представления. К странностям, неразгаданным образам спектаклей режиссера-визуального художника Кастеллуччи все давно привыкли. Они- как неотъемлимая часть его гения. Но здесь итальянский режиссер обратился к святая святых французского театра— трагедии Расина «Береника», не знающей себе равных по красоте поэтического слога, как раз отказавшись от александрийского стиха. И поставив, и героиню Расина, и актрису, Изабель Юппер, в центр перформативной инсталляции, как ее неотделимую часть . «Борьба между формой и хаосом- говорит режиссер, -между красотой языка и притаившейся где-то рядом бездной – наcилия, крови, смерти». Ни бездны, ни насилия мы не увидели, только более -менее организованная форма. От текста трагедии остались только монологи иудейской царицы Береники, возлюбленной римского полководца Тита , от которой он вынужден отказаться, чтобы стать императором. Для Рима на ней лежит двойная вина : как чужестранки и как царицы. Тит не может жить без Береники, Береника не может жить без Тита, но между ними, как рок, встали империя, власть, Рим. Одна из самых красивых трагических любовных историй Расина освобождена от протагонистов и от эмоций. Есть актриса, Юппер, которую режиссер видит как «квинтэссенцию театра», и она как бы примеряет себя к Беренике.
Сквозь туманную поволоку- вуаль перед сценой и задымление- на подмостки выходит Юппер. Изысканной красоты платье, из розоватых кружев от нидерландской стилистки Ирис ван Херпен/Iris van Herpen, механический метроном в форме божества-собаки Арбуса отбивает ритм времени, сакральные предметы власти, с которыми играет царица, — светящиеся неоновым лимбом кольцо и меч. Она начинает свой взволнованный монолог « Его и лишь его всегда я в нем любила, А власти и венца – Дороже сердце мне ». Но постепенно голос Юппер, усиленный микрофонами, пропушенный через синтезатор звука деформируется до такой степени, что почти ничего не понять. Плюс оглушительный саундтрек, состоящий из какофонии электромузыки и шумов от американского композитора Скотта Гиббонса/Scott Gibbons.
В работах Кастеллуччи на библейские сюжеты, операх « Моисей и Аарон », » Первое убийство« и перформансе «Go Down, Moses» механикой было представлено все, что связано с Богом. То есть Бог- это машина. Здесь режиссер, видимо, пытается переложить тот же концепт на сверхчувства -на сцене появляется электрический радиатор и стиральная машина. Но если там ассоциация, даже такая неожиданная, работала, здесь механические игрушки так и остаются бытовыми предметами, не затянутыми в контекст сценического действа.
Потом спадает бархатный театральный занавес в глубине сцены, оставляя прозрачные завесы, за которыми угадываются фигуры патрициев в белых и красных тогах, споры в сенате. Механистический монолог в какой-то момент обрывается, Юппер уходит со сцены.
«Нам надо расстаться «— страшные слова произнесены. После этого в следующих отрывках актриса словно обретает голос. Сброшено царское платье. Появляется на сцене нищенкой, в хламиде, наброшенной на голову. Это мольба Береники, почти плачущий голос, непонятно к кому обращенный. Вместо Тита ласкает его пурпурную мантию, спускающуюся с колосников. Тит, и его друг, царь Антиох, тайно влюбленный в Б, представлены только в танцевальном дуэте двух перформеров. Император Тит -здесь франко-сенегальский манекенщик Шейк Кебе. То есть роль его сводится к чистой декоративности. Потом появится группа полуобнаженных юношей-танцоров, играющих, довольно иллюстративно, с символами императорской власти, а затем изображаюших триумф императора-победителя, где колесницей служит помост из скрещенных шестов. Но все как-то смыто, вторично. Пофантазируем: мужское начало, мускулистые тела эфебов, римские игры и игрища, надличностные силы против женскогo, личностного начала, выраженного в фигуре Береники.
В последней сцене на Юппер парадное платье, просодия звучит как прозаический текст, говорит, почти заикаясь. Пока окончательно не смолкает. Длинная пауза, во время которой зритель не знает, как реагировать . Некоторые начинают жидко аплодировать. Но нет, это не финал: актриса смакует замешательство в зале (это единственный потрясающий момент чистой театральной игры), и, как ни в чем не бывало, заходится в крике, не то как Береника, не то как Изабель : «не смотрите на меня! не смотрите на меня!». Кастеллуччи делает из языка отдельный сюжет. Речь понятно, не идет о раскаленном слоге трагедии. Это скорее эксперимент серебральный — зрителю не хватает эмоций. Что остается? Механическая Береника посреди визуальный фантазии художника Кастеллуччи, где почти на равных существует и она, и радиатор, и гигантский фантастический цветок, который, очень зрелищно, один за другим, теряет свои лепестки в тот миг, когда Береника теряет свою любовь. А мы – Расина.
Crédit photo: